Единственное солнце китайской индустрии развлечений — Глава 241

Глава 232. Подавай в суд, раз хочешь! — Господин Шэнь, это я, Лу Тяньмин. Лу Тяньмин извинился: — Лу Чуань ещё молод и неопытен, доставил вам хлопот. Прошу вас, не принимайте близко к сердцу. За фильм я от его имени благодарю вас. В будущем пусть вы, молодёжь, чаще общаетесь. На другом конце провода Шэнь Шандэн энергично кивал: — Учитель Лу, вы слишком скромны! Режиссёр Лу — настоящий художник, у него свой характер. Всё ради дела, ради картины — я прекрасно понимаю, правда, ничего страшного. Не волнуйтесь, я всё осознаю. Получив отказ и от отца, и от продюсера, Лу Чуань всё равно не сдавался. Полночи не спал, пока наконец не вспомнил о другом могущественном покровителе — председателе Центральной киностудии Хань Саньпине. Конечно же! Именно «третий дядя» дважды лично выходил на связь и с искренним уважением уговорил Шэнь Шандэна помочь. «Третий дядя» знает всю подноготную, он и есть его благодетель — наверняка сумеет разобраться в ситуации и восстановить справедливость! С этими мыслями Лу Чуань рано утром, словно ухватившись за соломинку, мигом сел в машину и помчался прямиком в Центральную киностудию. Машина проехала по оживлённым улицам и наконец остановилась у нового здания Центральной киностудии на Средней улице Северного Третьего кольца. Новое светлое здание внушало трепет — недавно построенное, оно только-только ввели в эксплуатацию. Лу Чуань зарегистрировался у входа. Пронзительный взгляд охранника вызвал у него дискомфорт. В последнее время ему казалось, что все вокруг смотрят на него с осуждением. Полированный до блеска пол отражал огромную люстру под потолком. Лу Чуань поднялся на лифте, прошёл по коридору и дождался встречи с Хань Саньпином лишь к обеду. Офис Хань Саньпина здесь, в новом здании, сильно отличался от того, что был на Пекинской киностудии: просторный, с панорамным видом. Огромные окна от пола до потолка открывали серое небо Пекина. У стены стоял краснодеревный книжный шкаф, забитый документами и книгами. В углу располагалась кожаная диванная группа, на которой лежали полотенца. Хань Саньпин сидел за рабочим столом. За его спиной висели несколько рамок с фотографиями — рабочими и семейными — и маленький флаг Китая. Увидев Хань Саньпина, Лу Чуань будто ребёнок, переживший невероятную несправедливость, встретивший родителя, забыл обо всём приличии и почти со слезами начал жаловаться: — Третий дядя! Вы обязаны мне помочь, вступиться за меня! На этот раз меня по-настоящему подставил Шэнь Шандэн! — С виду он пришёл помогать, а на деле? Захватил чужое гнездо! Мою команду, моё творчество — всё это он незаметно подмял под себя! Теперь, когда фильм вышел именно таким, вся вина свалилась на меня! Он поступил крайне нечестно — подставил меня под огонь, а сам ушёл в тень! Лу Чуань говорил со всхлипами, а Хань Саньпин молча слушал. Когда Лу Чуань замолчал, запыхавшись и с надеждой глядя на него, Хань Саньпин наконец заговорил, медленно и с отцовской строгостью: — Молодому человеку нужно побольше сталкиваться с трудностями, чтобы набраться опыта. Подумай сам: мало ли критики сыплется на Шэнь Шандэна? Когда вышел «Цзяцзин», снова подняли старые новости про «Ду Гуна» и стали их раскручивать. — И ещё важнее — ты должен уметь быть благодарным. Лу Чуань опешил. Такой завязки он не ожидал. — Я лично дважды обращался к Шэнь Шандэну, и только после этого он согласился прийти и помочь тебе собрать воедино этот разгромленный проект. Хань Саньпин посмотрел на него прямо: — Без него фильм «Нанкин» вряд ли бы вообще довели до конца, не говоря уже о том, что сейчас сборы превысили миллиард юаней, и ты вошёл в клуб миллиардных режиссёров. Вместо того чтобы благодарить его от всего сердца, ты здесь жалуешься и ропщешь — это неправильно. Лу Чуань остолбенел, рот раскрылся, но слова не шли. Он ведь пришёл жаловаться! Как так получилось, что теперь он будто пожаловался самому Шэнь Шандэну?! — Нужно быть шире душой, проявлять характер лидера нового поколения режиссёров. Хань Саньпин продолжал наставлять: — Не стоит из каждой мелочи делать трагедию и хныкать без конца — на кого это похоже! — Третий дядя! Я не преувеличиваю! — Лу Чуань чуть не плакал. — Меня почти вычеркнули из всего круга! Меня не принимают в литературно-художественных кругах, международная карьера тоже рухнула! — Раз понимаешь — отлично! — перебил его Хань Саньпин, повысив голос с явным предостережением. — У тебя больше нет выбора. Международная карьера? Ты всё ещё хочешь работать с японскими кинокомпаниями? А местные «художники» ещё готовы тебя принять? В будущем тебе всё равно придётся зарабатывать на рынке! — А если ты собираешься зарабатывать на рынке, зачем тогда ссоришься с Шэнь Шандэном? Эти слова ударили, как ледяной душ. Лу Чуань вздрогнул. Внезапно он будто прозрел и понял истинный замысел своего отца. Оказывается, Шэнь Шандэн незаметно перекрыл ему все пути к отступлению, оставив лишь один — зависимость от него самого, единственный путь к выживанию. Хань Саньпин действительно хотел добра Лу Чуаню и в завершение прямо сказал: — Если хочешь нормально зарабатывать на рынке, тебе следует самому пойти и наладить отношения с Шэнь Шандэном, поговорить, развеять недоразумения, а не бегать жаловаться. Понял? Лу Чуань, полный обиды и унижения, уныло покинул здание Центральной киностудии. Едва он ушёл, Хань Саньпин взял телефон и набрал номер Шэнь Шандэна, поддразнивая: — Только что ко мне заявился Лу Чуань с жалобами — рыдал так, будто сердце разрывается. Настроение у Хань Саньпина и правда было отличное. В январе фильм Нин Хао «Гонки» собрал больше миллиарда, в феврале — «Нанкин» Лу Чуаня. Один за другим молодые режиссёры добиваются миллиардных сборов. Он чувствовал себя просто гениальным! Услышав это, Шэнь Шандэн на другом конце провода не удержался от смеха. Лу Чуань ведёт себя как ребёнок? Ещё и жалуется! И главное — все эти жалобы в итоге дошли до него самого! — Ого, пожаловался тебе? Этот парень упрям, надо сказать, даже мило. Фильм «Нанкин» практически полностью оправдал все его ожидания и даже превзошёл их. Через кино удалось сформировать исторический консенсус и разоблачить лицемерие литературно-художественного круга. Ведь то, что называют «искусством», зачастую просто смешно. Многие «художественные» режиссёры и их поклонники восторгаются Ясудзиро Одзу, хотя его фильмы на самом деле самые что ни на есть семейные и уютные. А ведь этот режиссёр — горячий сторонник милитаризма, и в этом он последователен как в духе, так и в делах — никогда не менялся. Не только из дневников видно: Одзу никогда не стыдился империалистических захватов, считал их скорее почётом. А в своём последнем фильме, возможно из-за более свободной обстановки или потому что, находясь на грани жизни, перестал церемониться, он наконец перестал скрывать свои взгляды. Поговорив немного с Хань Саньпином и положив трубку, Шэнь Шандэн вздохнул с лёгким раздражением. Из-за роли Да Мими в «Основании республики» даже ему самому пришлось согласиться на эпизодическую роль по требованию старика Дэна. Шэнь Шандэн решил, что пора сворачивать операцию. Лу Чуань как инструмент всё ещё полезен. Он сразу набрал Лу Чуаня. Тот ехал за рулём, погружённый в горечь и гнев, чувствуя, что весь мир его не понимает. Внезапно зазвонил телефон. Имя на экране заставило его руку дрогнуть — он чуть не выронил руль. Шэнь Шандэн! Он машинально сразу сбросил звонок! Сердце заколотилось. Через несколько секунд пришло SMS: «Ответь немедленно». Без эмоций, без знаков препинания — как приказ собаке. Лу Чуань смотрел на эти слова, ладони покрылись потом. Стиснув зубы, он припарковался у обочины. Едва машина остановилась, телефон снова зазвонил. Он глубоко вдохнул и дрожащей рукой нажал «принять вызов». Шэнь Шандэн рассмеялся: — Режиссёр Лу, чем занят в эти дни? Не празднуешь успех фильма? Играешь в прятки со мной? Просто хочу спросить: скольким людям ты уже пожаловался на меня? Мой телефон сегодня получил немало уведомлений. Бах! В голове Лу Чуаня словно взорвалась бомба. Всё стало белым, тело окаменело. Он… он узнал обо всех жалобах?!