Ночь в Пекине: Опасное влечение — Глава 75

Глава 75. Хочешь, чтобы я обнял тебя, Айюнь? Дыхание Су Линъи перехватило. Речь Айюнь становилась всё чётче и холоднее — она спокойно разбирала положение матери: — Дай-ка угадаю: как бы ты ни старалась, его родители так и не приняли тебя? — Дочь от первого брака… Как бы ты ни была к ней добра, она ведь не родная. Между вами всегда остаётся преграда. — А твой сын? — Айюнь горько усмехнулась. — Он, наверное, не с тобой рос, мама? — Хэ Юньчжоу воспитан сдержанно и благородно, характер у него холодный. Значит, и с тобой он, скорее всего, не особенно близок. Бледность лица Су Линъи почти подтвердила все догадки Айюнь. Она была права. Хэ Юньчжоу действительно вырос у дедушки с бабушкой. Его отлично воспитали: он знал этикет, умел держать себя в рамках приличий и всегда следовал правилам. Такой характер, вне зависимости от выбранного пути, в будущем не мог подвести. Единственное — Хэ Юньчжоу был по натуре отстранённым, и между ним и матерью не было настоящей привязанности. Даже находясь вместе, они не могли вымолвить друг другу и полслова с теплотой. Горло Айюнь сжалось, но она продолжила: — Поэтому ты вспомнила обо мне — о дочери, которую бросила много лет назад. — Ты тоже начала жаждать родственной привязанности, мама? Жаждешь, чтобы дети хлопотали вокруг, чтобы кто-то выслушал твои трудности и страдания? Каждое слово она произносила твёрдо и уверенно. Айюнь почти мазохистски разбирала внутренний мир Су Линъи, одновременно уничтожая последние остатки надежды на материнскую любовь, ещё теплившиеся в её душе. Су Линъи беспомощно покачала головой. Изящная, безупречная маска наконец треснула: — Хватит. Айюнь горько усмехнулась, выдохнула тяжёлый воздух и язвительно настаивала: — Почему хватит? Потому что я права? Её настойчивость вскрыла тему, которую Су Линъи так долго тщательно скрывала. Когда родная дочь сорвала этот позорный покров, стыд и гнев захлестнули Су Линъи. Она в ярости широко распахнула глаза и закричала: — Айюнь! Ты! Айюнь не отвела взгляда, сжала кулаки и встретила её взгляд без страха. От одного этого взгляда Су Линъи словно проиграла. У Айюнь были глаза, очень похожие на глаза её отца. Но Ин Юньчжэн никогда не смотрел на неё так. Он всегда был мягким, спокойным, и в его глазах текла бесконечная, нежная любовь, словно тихий ручей. В детстве Айюнь тоже всегда смотрела на неё снизу вверх, улыбаясь, и звала «мама». Тогда её любили многие. Но теперь всё прошло. Язвительная усмешка Айюнь с уверенностью сказала за неё: — Не волнуйтесь, мама. Я никогда не повторю вашей ошибки. Никогда не стану такой, как вы… Они были матерью и дочерью. Пусть и провели мало времени вместе, но кровная связь позволяла Айюнь безошибочно задевать самые уязвимые струны в душе Су Линъи. Су Линъи не вынесла. Её кроткая, мягкая маска окончательно рухнула, и она резко крикнула: — Хватит, Айюнь! Айюнь глубоко вдохнула, презрительно изогнула губы и сказала: — Мама, ты мне действительно отвратительна. Эти слова стали последней соломинкой, сломавшей Су Линъи. Эмоции взяли верх. В ярости она высоко подняла руку, готовясь ударить. Айюнь не уклонилась и не хотела уклоняться. Она безнадёжно думала: может, после этого удара и последние остатки родственной связи окончательно исчезнут. Но вдруг сзади раздался холодный, но твёрдый голос, остановивший её: — Тётя Су! Рука Су Линъи замерла в воздухе. Она опомнилась и только теперь осознала, что собиралась сделать. Опустив руку с чувством вины и упадка сил, она попыталась обнять Айюнь: — Айюнь, мама ведь не хотела… ударить тебя. Это объяснение лишь выдавало её вину. После столь напряжённого противостояния, услышав этот успокаивающий голос, Айюнь мгновенно ослабела. По инерции она попыталась отступить, чтобы избежать прикосновения Су Линъи, но ноги подкосились, и она начала падать назад. Е Цзяхуай быстро шагнул вперёд, поддержал её за поясницу и тихо спросил: — Всё в порядке? Холод, ещё не рассеявшийся с его тела, окутал её свежестью. Айюнь крепко сжала его рукав, будто цепляясь за спасательный канат. Она молча покачала головой и глухо спросила: — Как ты здесь оказался? Е Цзяхуай положил руку ей на плечо и, как всегда, с нежностью ответил: — Ты не берёшь трубку, пришлось искать тебя самому. Та нежность, что проступала в каждом их движении, не подделывалась. Су Линъи сама когда-то переживала подобные моменты любви и прекрасно понимала, что означает такая близость. Она смотрела на эту сцену и чувствовала, как голова идёт кругом. Е Цзяхуай прижал Айюнь к себе и, подняв глаза, без тени сомнения обнажил в них ледяную жёсткость: — Тётя Су, вам ещё что-то нужно сказать Айюнь? Если нет, я увезу её. Это был не вопрос, а формальность. Не дожидаясь ответа, Е Цзяхуай развернулся и повёл Айюнь прочь. Су Линъи, подавленная и опустошённая, попыталась сделать несколько шагов вслед, чтобы остановить её, но Айюнь не дала ей такого шанса. Опершись о стену, Су Линъи тихо крикнула ей вслед: — Айюнь, мама, возможно, и не была хорошей матерью, но никогда не причинила бы тебе вреда. Подумай над моими словами. Айюнь не остановилась и даже не обернулась. Она позволила Е Цзяхуаю вести себя, бесчувственно следуя за ним, и как во сне села в машину. Когда дверь захлопнулась, лицо Айюнь побледнело до мертвенности. Щёки, и без того покрытые слезами, охладели от ветра и стали ледяными. Е Цзяхуай обнял её, приподнял подбородок и приложил ладонь, чтобы согреть. В его глазах переполняли нежность и боль: — Опять плачешь так сильно? Айюнь опустила глаза и молчала, только безостановочно лились слёзы. Е Цзяхуай долго вытирал их, но слёзы не прекращались. Девочку уже не утешить. Он вздохнул с досадой, провёл пальцем по её покрасневшим векам и тихо спросил: — Хочешь, чтобы я обнял тебя, Айюнь? Айюнь подняла на него глаза. Они были красными от слёз, но всё ещё прозрачными и чистыми. Она долго, растерянно смотрела в его заботливые глаза, плотно сжав яркие губы, не произнося ни слова. Прошло так много времени, что Е Цзяхуай уже решил: её молчание — это отказ. Но Айюнь опустила голову, протянула руку и очень легко потянула за его рукав. Затем медленно, еле слышно произнесла два слова: — Хочу обнять. В её голосе звучала безмерная обида и печаль. Больше некому было выслушать её. Она не могла рассказать дедушке и бабушке о своих страданиях. Столько лет она привыкла глотать боль в одиночку. Только сегодня, только в этот момент, ей так отчаянно хотелось, чтобы кто-то обнял её, передал хоть каплю тепла — хоть немного.