Путь Ковки Судьбы — Глава 363

Глава 357. Дружба, бледная, как призрак (2) — Добрый господин, купите букетик цветов! — жалобно причитала слепая девушка, бегая за машиной. Чу Хэнкун опустил стекло и взъерошил ей волосы так, что те превратились в птичье гнездо: — Тебе несказанно повезло с упорством… Блядь, в твоём парике даже вши завелись! — Подлинность — залог убедительной маскировки. Девушка сорвала повязку с глаз, обнажив наглый, насмешливый взгляд Ваньцюаня. Она — или он — скользнул в окно, словно кошка, перелез через Чу Хэнкуна и устроился на пассажирском сиденье. Тот замахал руками: — Свали отсюда, это место моего босса. — Считаешься из-за одного места, предпочитаешь женщин друзей. Ваньцюань снял парик и снова стал беловолосым прекрасным юношей. Похоже, это была одна из его любимых масок: говоря в таком обличье, он всегда носил самодовольную ухмылку, от которой хотелось вмазать кулаком в это красивое лицо. Чу Хэнкун закатил глаза: — Ты что, совсем без дела сидишь? Целыми днями вместо работы только меня мучаешь? — Увы, у меня дел куда больше, чем у тебя. Я прямо сейчас на задании, — сказал Ваньцюань. — Моя задача — наблюдать за тобой. Поэтому я должен время от времени контактировать с тобой, изучать твои реакции в разных ситуациях, анализировать твои мысли, пока однажды не пойму тебя до конца и не научусь полностью имитировать твоё мышление. Тогда я и стану мастером. Его тон напоминал речь профессора-медика, объясняющего студентам, как препарировать лабораторную крысу: человек для него — всего лишь материал, а не живое существо. Такая естественная безразличность заставляла бы чувствительных людей дрожать от холода, но Чу Хэнкун остался совершенно равнодушен, будто спящий на лекции по анатомии бездельник. — Ну и как успехи? — холодно усмехнулся он. — Четыре балла… или, может, три? — Ваньцюань замялся. — Тебя действительно трудно копировать. С виду ты простой человек, но я так и не могу понять, что у тебя в голове. У тебя нет ни цели, ни убеждений, ни смысла — ты словно одинокая чёрная дыра. Никто не может подделать чёрную дыру, верно? Он повернулся к Чу Хэнкуну: — К чему ты стремишься? Что для тебя важнее всего? — Никто не сможет подделать меня, — презрительно бросил Чу Хэнкун. — Может, мне стоит сменить тактику и начать с подражания тем, кто рядом с тобой? Ваньцюань прочистил горло и, подражая самому знакомому голосу, вырвал у него сигарету: — А-Кун, это уже пятая сигарета за сегодня. Похоже, ты совсем не слушаешь моих советов. Чу Хэнкун расхохотался: подделка была настолько точной, что, закрыв глаза, легко можно было поверить, будто рядом действительно болтает босс. Он отобрал сигарету обратно, прикурил и вдруг серьёзно произнёс: — Не смей изображать Вельвет. Иначе начнётся война. — Ты чертовски строг к друзьям! — притворно вздохнул Ваньцюань и, распахнув дверцу, выскользнул наружу. Чу Хэнкун инстинктивно нажал на тормоз и оглянулся: он ехал по эстакаде, и прыжок на такой скорости мог закончиться катастрофой. Но внизу не было ни тел, ни крови — лишь лёгкий ветерок пронёсся сквозь разъярённые автомобильные гудки, словно чей-то злорадный смех. Он успокоился и резко нажал на газ. В этот момент он осознал, что на самом деле считает Ваньцюаня другом. · Они никогда не проходили через смертельные передряги, чтобы говорить о глубокой привязанности; знакомы они были недолго, а дольше всего провели вместе в самом начале, когда он возил ящик, в котором прятался Ваньцюань. Их общение состояло из бессмысленных отговорок: Ваньцюань сыпал ложью, а он редко отвечал. Между ними вовсе не было настоящих отношений, но Чу Хэнкун вынужден был признать: ему нравилось проводить время с Ваньцюанем. Потому что тот был достаточно силён. Со всеми остальными — даже с Вельвет — ему приходилось сдерживаться, быть осторожным, носить невидимые кандалы. Их силы были несопоставимы, и малейшее резкое движение с его стороны могло причинить им боль или даже убить. Но Ваньцюань был невероятно силён: и в технике, и в физической подготовке — абсолютный мастер. Даже без учёта его феноменального таланта к маскировке, он оставался одним из лучших бойцов в мире. С таким человеком можно было не стесняться: хлопнуть по плечу, потрепать за волосы, даже пошутить, толкнув, как это делают обычные люди. Потому что он знал: Ваньцюань не пострадает, Ваньцюаню всё равно на такие мелочи, и тот даже мог устроить с ним настоящую драку. Они могли болтать о чепухе, одновременно скрещивая клинки, или приветствовать друг друга смертоносными приёмами убийц. Им было всё равно — они жили в одном мире. Много раз они обсуждали боевые искусства, делились мнениями о тех или иных приёмах. Так он узнал множество секретов болевых захватов, а взамен научил Ваньцюаня использовать силу, исходящую из костей. Они могли говорить о заданиях, вспоминать детали операций и шутить над нелюдями. С подчинёнными он не мог обсуждать подобное: те боялись нелюдей и только восхваляли его силу. Но ему не нужны были похвалы — ему хотелось… обычного разговора. — В прошлом месяце я разбирался с сектантами, — Ваньцюань сделал брезгливый жест. — У тех уродов на лице вместо кожи торчали глаза и чешуя — я даже подойти не хотел. Так что я положил руку одному на спину и сказал: «Я врач-офтальмолог, пришёл делать благотворительные осмотры. Не подвезёте?» — Ты что, хорёк? — рассмеялся Чу Хэнкун. — Сектант как закричит «А-а-а!» — продолжал Ваньцюань уже серьёзно, — я свернул ему шею и увидел, как на меня смотрят десятки глаз из комнаты… Тогда я сказал им: «Извините, я забыл взять с собой глазные капли». Чу Хэнкун закрыл лицо ладонью и залился смехом, как самый обычный американский школьник. Закончив, он оценил: — Bad joke. — Я абсолютно серьёзен, — пожал плечами Ваньцюань. — После задания я привёл учёных, чтобы они вскрыли этих сектантов. В отчёте сказано, что их форма существования, возможно, древнее нынешнего человечества. — Значит, твоему боссу пора уволить этих псевдоучёных. — А вдруг это правда? — Ваньцюань пожал плечами. — У всех нелюдей есть происхождение. Не замечал ли ты, что они все чем-то похожи? Те, кто поклоняется морю, туману, луне… Может, однажды мы поймём, что именно они — истинная форма жизни, а мы — пришельцы на этой планете, самонадеянные приматы, изгнавшие остальных насильственным путём. — В тот день, когда воскреснет империя динозавров, ты сразу сдавайся. Я лично убью тебя как предателя Кровавого Пакта. — Ни за что! Я буду управлять роботом Гандамом и сражаться на передовой против динозавров. Чу Хэнкун удивился: — Ты ещё смотришь такие древние манги? — Не я, а ты, — лениво отозвался Ваньцюань. — Забыл, что я тебя копирую? Все твои любимые произведения и игры я изучил досконально. Я — человек, который знает тебя лучше всех. Чу Хэнкун приподнял бровь: — А сейчас о чём я думаю? — Ты думаешь, какую награду дал мне глава Кровавого Пакта, чтобы я так послушно выполнял его приказы. — На этот раз угадал. Ваньцюань самодовольно улыбнулся. Ночь была ясной, лунный свет нежно озарял реку. Он прислонился к перилам каменного моста, и в его чёрных глазах отражалась белоснежная луна. — Ответ: «ничего». Никакой награды. — Ты такой альтруист, что работаешь волонтёром? — Это необходимая работа, — сказал Ваньцюань. — Чу Хэнкун, ты когда-нибудь задумывался, в чём смысл твоей работы? Этот вопрос попал в зону его компетенции: он всегда был одержим поиском смысла. — Смысл в том, чтобы обеспечить безопасность дома моего босса и заодно убирать нелюдей, чтобы они не пугали детей. — Ты использовал потрясающую метафору! — глаза Ваньцюаня засияли. — Пугать детей. Ты абсолютно прав: мы и вправду защищаем детей! Чу Хэнкун на мгновение опешил: он просто бросил шутку, но Ваньцюань отреагировал так, будто глубоко разделяет его чувства. Тот повернулся к реке и указал на прогуливающихся по лодке туристов. — Посмотри на них. Как думаешь, счастливы ли они? — Живут неплохо. — Но сами они так не считают, — возразил Ваньцюань. — Им кажется, что жизнь слишком тяжела, что давление невыносимо. Они мучаются из-за ипотеки, автокредитов, учёбы детей, семейных конфликтов, тупиковой карьеры и стареющих родителей. Большинство людей чувствуют, что их жизнь далёка от спокойствия и радости, и в душе копят обиды. Но в наших глазах их жизнь — счастье. Нет битв, нет смертельных схваток, нет борьбы за выживание. Они не видели по-настоящему страшных вещей — сектантов, оборотней, чёрных колдунов. Благодаря своему невежеству они могут наслаждаться безвредными тревогами. Ваньцюань посмотрел на него и тихо спросил: — Представь, что однажды нелюди и Кровавый Пакт станут достоянием общественности. Смогут ли люди оставаться такими же счастливыми? Чу Хэнкун давно размышлял об этом. Он думал, что каждый член Кровавого Пакта задавался подобным вопросом. Разве хорошо, если люди узнают правду? Станет ли мир лучше, если силы света вмешаются в борьбу с нелюдьми? — Невозможно. У Кровавого Пакта есть опыт, способности, союзные обязательства и дисциплина, передаваемая тысячелетиями. Но у масс этого нет. Естественно, какие-то силы захотят изучать нелюдей. Естественно, олигархи начнут рассматривать их как ресурс. В этом процессе люди сами окажутся под влиянием нелюдей — как те предатели из Кровавого Пакта, которые в ходе долгих заданий начинали поклоняться тёмным богам. А большинство будет в панике, в страхе, не находя покоя из-за существования нелюдей. Они поймут, что мир — не спокойный континент, а одинокий остров, окружённый неизвестностью. — Поэтому наша работа так важна, — улыбнулся Ваньцюань. — Мы гарантируем, что человечество живёт в неведении, как родители, укладывающие ребёнка в колыбель. Им не нужно знать безумные истины, не нужно сталкиваться с кровавыми битвами. Они могут наслаждаться роскошью тревог в своём невежестве. — Это и есть «любовь», Чу Хэнкун. Бескорыстная любовь. Кровавый Пакт должен существовать, потому что мы охраняем детство человечества. Даже Вельвет признала бы правоту этой теории. Но, словно под влиянием злого духа, Чу Хэнкун возразил: — Дети всё равно взрослеют. — Тогда миссия Кровавого Пакта провалена! — Ваньцюань тихо рассмеялся и развернулся. — Поэтому я не допущу этого. Люди будут вечно наслаждаться счастьем в своей колыбели. · Почти год после этого Чу Хэнкун снова вернулся к прежней, жалкой социальной жизни: кроме болтовни с подчинёнными и редких потасовок с Белым Волком, у него не осталось никакого общения. Потому что он больше не видел Ваньцюаня. Возможно, задание по его наблюдению было признано проваленным, и тот решил, что копировать его бесполезно. Но вероятнее всего, Ваньцюаню просто наскучил он и тот переключился на других странных людей. Чу Хэнкун склонялся ко второму варианту: Ваньцюань больше походил на ёкая, чем на человека. В сказках ёкаи всегда капризны и непостоянны: влюбляются до безумия, а как только интерес пропадает — выбрасывают, как ненужную вещь. И пока Ваньцюань исчезал, босс, наоборот, стала проявлять к нему интерес. Она начала собирать информацию о пропавших детях 15–20-летней давности, тщательно расследуя каждую найденную приютскую запись и исчезновения внебрачных детей богачей. Чу Хэнкун молчал, пока однажды босс не принесла стопку распечаток и не спросила, кто из них, по его мнению, может быть Ваньцюанем. Он аккуратно сложил бумаги и отложил в сторону: — Поверь мне, босс, это бесполезно. Он не оставил никаких следов. Возможно, он — продукт секретной лаборатории Кровавого Пакта: ребёнок из пробирки, прошедший генную модификацию, без паспорта, без регистрации, без малейшего следа в мире поверхности. Абсолютный ноль. Вельвет не собиралась сдаваться: — Почему ты так думаешь? — Потому что ни один нормальный человек не стал бы говорить о «теории детства», — ответил Чу Хэнкун. — Он считает себя чем-то большим, чем человек: безликим защитником, стоящим над всем живым. У кого были нормальные жизненные переживания, так не думают. Я могу лишь предположить, что с рождения его воспитывали в духе этой бредовой «колыбельной» идеологии Кровавого Пакта, и теперь он убеждён, что является тёмным героем, приносящим пользу человечеству. Вельвет молча смотрела на него. Чу Хэнкун нахмурился: — Я точно не из таких. — Многие считают тебя и Ваньцюаня одного поля ягодами: сильными, отстранёнными, непостижимыми. — Я не чувствую ответственности за человечество, — усмехнулся он. — Я отвечаю только перед тобой. Вельвет даже не удостоила его ответом. Эта девушка становилась всё труднее для шуток. (Глава окончена)