Меч из Сюйсу: Яд — Острей Лезвия — Глава 10

Глава 10. Изучение боевых искусств — Учитель! А-Цзы и Цзян Минчжэ хором вскричали от радости. А-Цзы мельком взглянула на Цзяна Минчжэ. Она с детства воспитывалась под крылом Старого Бессмертного Сюйсу, и их связывала глубокая привязанность — её восторг был понятен. Но Цзян Минчжэ вступил в секту всего несколько часов назад: как он умудрился выдать столь сладкоголосый возглас? Цзян Минчжэ даже не глянул на А-Цзы. Он смотрел на Дин Чуньцюя, стоявшего в дверях, и в его глазах светилась искренняя радость. — Ученик поздравляет Учителя с успешной поимкой Шестикрылого железного скорпиона! С таким божественным зверем в помощниках даосские искусства Учителя непременно достигнут новых высот! Дин Чуньцюй удивился: — Ты видел Шестикрылого железного скорпиона? Откуда же знаешь, что это божественное существо? Цзян Минчжэ решительно ответил: — Такое божественное создание недоступно взору простого смертного вроде меня. Но раз сам Учитель, великий Небесный Владыка, соизволил обратить на него внимание, значит, оно непременно божественно! А-Цзы моргнула и подыграла: — Всё, что выбирает Учитель, — божественно? А одежда Учителя? — Божественная одежда! — А веер Учителя? — Божественный веер! — А твоя старшая сестра по секте — я? — Божественная ученица, небесная фея! Они перебрасывались репликами всё быстрее и быстрее. Дин Чуньцюй залился громким смехом, а А-Цзы тоже захихикала. Цзян Минчжэ с благоговейным вздохом произнёс: — Смех Небесного Владыки полон безграничной глубины! От одного лишь этого звука ученик словно увидел, как сквозь облака взмывает божественный дракон, чья доблесть и великодушие потрясают все восемь пределов мира, и как над ним порхает фиолетовая ласточка, чей звонкий голос, словно серебряный колокольчик, поёт дракону, чтобы развеять его скуку. В Секте Сюйсу давно царили разврат и лицемерие: перед Дин Чуньцюем все наперебой льстили ему. Годами он привык к обычным комплиментам, но сейчас слова Цзяна Минчжэ показались ему свежими и необычными. Он ещё громче расхохотался: — В древности Чжун Цзыци, услышав игру Бо Я на цитре, увидел перед собой высокие горы и стремительные реки. А сегодня вот этот юнец, услышав смех Учителя и ученицы, увидел божественного дракона и фиолетовую ласточку! Ха-ха-ха-ха! Добрый ученик, не думал я, что найду в тебе своего Чжун Цзыци! А-Цзы смеялась вместе с ним, но в душе ликовала: «Имбирный братец умеет льстить — теперь Учитель точно его приласкает! Осталось узнать, есть ли у него хоть капля таланта к боевым искусствам. Если хотя бы четверть от его внешности… Нет, даже этого хватит! Со временем он станет моей надёжной опорой!» «Хи-хи, мой выбор, кажется, не ошибочный!» Она покатила глазами и нарочито сказала: — Младший брат по секте Цзян, у тебя взгляд и красноречие — первоклассные! Раз ты так порадовал Учителя, он непременно передаст тебе самые могущественные техники. Но чем мощнее техника, тем труднее её освоить. А если потом окажется, что ты не справишься с тренировками, Учитель перестанет тебя любить! Дин Чуньцюй бросил взгляд на А-Цзы и рассмеялся: — Забавно, забавно! Юнец Цзян и маленькая А-Цзы явно сошлись характерами. Она даже готова тебе подыгрывать — редкость, редкость! Он сразу угадал её замысел. А-Цзы заметно смутилась и тут же принялась кокетливо ворковать: — Учитель, кто с ним сошёлся! Просто хочу посмеяться над ним. Ведь говорят: «Красивое лицо — пустая голова». Он такой красивый, может, и глуп до невозможности? Цзян Минчжэ улыбался, но в душе насторожился: «Так и есть — старый Дин не дурак. Он прекрасно понимает, что мы все льстим ему. Просто любит услышать похвалу и специально поощряет такое поведение. Хм… Он ведь мастер высочайшего уровня. Надо быть осторожным и не принимать его за глупца — иначе настоящим глупцом окажусь я сам». Дин Чуньцюй небрежно махнул рукой и томно продекламировал: — «Весной гуляю я по свету, Цветы миндаля в волосах. На тропке юноша прекрасный — Кто он? Какой в нём шарм и блеск! Я б отдала ему всё тело, Жизнь всю — без страха и стыда. Пускай потом меня покинет — Не устыжусь я никогда!» Эти строки Вэй Дуаньцзи так точно передают девичьи чувства! Маленькая А-Цзы взрослеет — естественно, что сердце её трепещет при виде красивого юноши. Да и сам я в юности заставлял тысячи женщин томиться по мне! Лицо А-Цзы вспыхнуло. Она схватила широкий рукав Дин Чуньцюя и закрутила его в жгут, кокетливо воркуя: — Я совсем не такая! И вовсе не трепещу! Да и этот имбирный братец разве сравним с Учителем? Цзян Минчжэ энергично закивал: — Учитель не только несравненно прекрасен обликом, но и владеет глубокими даосскими искусствами, да ещё и начитан до мозга костей! Такой человек — редкость во всём мире! На его рождение, верно, ушло всё духовное ци пятисот лет до и после! От этой неловкой, но искренней похвалы Дин Чуньцюй снова долго смеялся, затем помахал павлиньим веером и сказал: — Если говорить обо мне в юности… Я был прекрасен, как нефрит, и не имел себе равных во всём мире. Разве можно сказать иначе? — Конечно, можно! — хором воскликнули Цзян Минчжэ и А-Цзы. Цзян Минчжэ тут же бросился в свою комнату, принёс стул и аккуратно поставил его перед Учителем, широко улыбаясь: — Прошлые подвиги Учителя наверняка невероятно интересны! Пожалуйста, садитесь и расскажите нам подробнее — мы с сестрой так хотим поучиться! Дин Чуньцюй громко рассмеялся, взмахнул рукавами и сел, чувствуя, что давно не испытывал такого удовольствия. Он особенно выделял А-Цзы не только из-за скрытых планов, но и потому, что она была красива и умела говорить. В отличие от многих учеников, которые повторяли одни и те же сухие фразы, она казалась искренней. Старый Дин считал так: если человек действительно уважает и любит его, он обязательно придумает множество изящных комплиментов. Иначе — значит, не старается. Но теперь появился Цзян Минчжэ — язык у него будто мёдом намазан, и льстит даже лучше А-Цзы! К тому же и внешность у него выдающаяся, очень напоминает самого Дина в юности. Как тут не порадоваться? — Ха-ха-ха-ха! Ладно, ладно! Прошлое подождёт. Ты, юнец, только вступил в нашу секту — сначала освой боевые искусства, это главное. Дин Чуньцюй стал махать веером ещё веселее, затем вдруг указал на Цзяна Минчжэ: — Раз маленькая А-Цзы так старается для тебя, как я могу её разочаровать? Вот, возьми это. Выучи наизусть и верни мне. Если что-то будет непонятно — сразу спрашивай. Он вынул из рукава тоненькую книжечку в шёлковом переплёте. На обложке смелыми чернильными буквами было написано: «Сутры преодоления трибуляций Звёздных Созвездий». Цзян Минчжэ поспешно поблагодарил: — Благодарю Учителя! Благодарю старшую сестру! Он протянул руки, чтобы почтительно принять книгу, но Дин Чуньцюй вдруг отдернул её и серьёзно произнёс: — Правила нашей секты, наверное, А-Цзы уже объяснила тебе. Эта внутренняя техника чрезвычайно глубока и передаётся только официальным ученикам. Если я узнаю, что ты передал её кому-то другому… — Если ученик совершит такой безумный поступок, пусть его пожрут пять ядов! — решительно поклялся Цзян Минчжэ. Дин Чуньцюй фыркнул с презрением: — Пять ядов? Это разве наказание? Милый ученик, ты слишком мало знаешь о методах своего Учителя. Только после этого он передал книгу. Цзян Минчжэ принял её с величайшим почтением. Ему хотелось похвалить каллиграфию на обложке, но он побоялся, что надпись сделана не самим Дином, и решил не рисковать. Вместо этого он уставился на обложку, будто был поражён мастерством письма. Дин Чуньцюй заметил это и обрадовался: — Ну конечно! Ты ведь из земель Конфуция и Мэнцзы — куда умнее этих грубых учеников! Сразу видишь изящество моего почерка. Не дожидаясь ответа, он вдруг стал серьёзным: — Ты, юнец, гораздо умнее обычных людей. Но запомни: в общении можно использовать хитрости, но в изучении боевых искусств нельзя идти ни на какие уловки. Особенно во внутренних практиках — малейшая ошибка может привести к рассеянию ци и гибели духа. Ни в коем случае нельзя быть небрежным! Цзян Минчжэ похолодел внутри и торжественно склонил голову: — Ученик запомнит наставления Учителя! Дин Чуньцюй одобрительно кивнул: — Внутренние практики — это работа, подобная капле, точащей камень. Сегодня у меня хорошее настроение, так что я передам тебе ещё одну технику — «Когти трёх иньских скорпионов». Если освоишь её, сможешь доминировать в мире боевых искусств. Цзян Минчжэ обрадовался. Эта техника была одной из немногих, которые А-Цзы особо отметила как исключительные. Хотя он считал, что яды — главное, раз есть шанс научиться, надо брать! Он тут же сосредоточился, боясь пропустить хоть слово. Но Дин Чуньцюй вдруг замялся и посмотрел на А-Цзы: — Маленькая А-Цзы, иди в свои покои. А-Цзы знала правила передачи техник в секте. Она послушно кивнула, бросила на Цзяна Минчжэ многозначительный взгляд: «Усердствуй!» — и вышла из двора, плотно прикрыв за собой калитку. Когда во дворе остались только Учитель и ученик, Дин Чуньцюй погладил бороду и медленно начал: — Все техники нашей секты, сильные или слабые, делятся на три категории: первая — внутренняя сила, вторая — боевые приёмы, третья — яды! Ха-ха! Все остальные школы делают ставку только на первые две, но наша секта проложила собственный путь и открыла новые горизонты в боевых искусствах! Это подобно даосскому принципу: «Из двух рождается три, из трёх — десять тысяч вещей», порождая бесконечные возможности. Этот великий путь создан мною, Дин Чуньцюем! Через тысячу лет весь мир будет знать моё имя! Вам, юным, невероятно повезло вступить в мою секту — запомните это навсегда! Цзян Минчжэ склонил голову: — Ученик запомнит: в конфуцианстве есть Конфуций — мудрец и святой, а в боевых искусствах есть Учитель — бессмертный и бог! Дин Чуньцюй только что с полной серьёзностью произнёс эту хвастливую речь, но при этих словах его лицо дрогнуло, и он не удержался от смеха: — Верно, верно! В конфуцианстве есть два святых — Конфуций и Мэнцзы, а в боевых искусствах — я и Патриарх Дамо, сияющие в унисон! Он ликовал, представляя себе: «Кун Цю — великий мастер конфуцианства, поэтому его называют Конфуцием. А я, Дин Чуньцюй, — великий новатор в боевых искусствах! Почему бы мне не зваться Диньцзы?.. Хм? „Гвоздь“?» Мысль эта немного испортила ему настроение. Впервые в жизни он почувствовал лёгкое недовольство собственной фамилией. (Глава окончена)