Единственное солнце китайской индустрии развлечений — Глава 23

Глава 23. Сорвать крышу — Чёрт возьми, хоть и звучит грубо, но, похоже, в этом есть доля правды? Посмотрите на наши награждённые фильмы — что за взгляд у «европейской тройки»? — У сильной страны тоже нет искусства? Голливуду не нужно искусство? Такой ракурс… чертовски острый! Но если подумать — так оно и есть! — Оставить искусство ради бизнеса? Заниматься искусством — значит не спасти китайское кино? Он переосмыслил слова Лу Синя и поставил себя в позицию «спасителя страны»! Это… это слишком дерзко! Но чёрт побери, как же это здорово! Многие парни в восторге хлопали себя по бедрам. — Отлично!!! — Прекрасно сказано!! — Брат Шэнь — молодец! — К чёрту эту «сильную кинематографическую державу»! Хлоп! Хлоп! Хлоп! Хлоп! В студенческой зоне раздался громоподобный, нескончаемый аплодисмент. Это уже не вежливая поддержка — в ней звучала глубокая сопричастность, эмоциональный выплеск и вновь разгоревшийся боевой дух! Слова Шэнь Шандэна потрясли всех до глубины души! Кровь закипела! Особенно у студентов актёрского, менеджмента и операторского факультетов — в их глазах вспыхнул совершенно новый огонь! Шэнь Шандэн не болтал о высоких идеалах искусства. Он обозначил суровую реальность и нарисовал перед ними будущее, ради которого стоит бороться и строить. Такое заявление — прямое, вызывающее, с грандиозной целью — заставляло пульс учащённо биться! Оно словно тяжёлый молот раздробило в их сердцах смутные, навязанные извне оковы «святости искусства». Подобные мысли мелькали у некоторых студентов и раньше. Но в академической среде их называли «бунтарскими». А теперь, после обобщения Шэнь Шандэна, эти идеи обрели уверенность и ясность, вызывая в груди ощущение облегчения и прозрения. Студенты режиссёрского и литературного факультетов, считающие себя хранителями подлинного искусства, выглядели ошеломлёнными. — Блин, «У слабой страны нет искусства»? Это… это слишком жёстко! — Он что, намекает, что у нас даже права говорить об искусстве нет? Однако под громом аплодисментов, когда молчаливое большинство выразило свою поддержку, их прежние взгляды показались бледными, не стоящими опровержения — их даже стыдно стало выносить на всеобщее обозрение! Преподаватели на гостевой трибуне, не покинувшие зал, имели самые разные выражения лиц: шок, задумчивость, тревога. Лишь у немногих в глазах мелькнуло едва уловимое одобрение. Словно в них что-то пробудилось под действием силы слов Шэнь Шандэна — они задумались. В такой горячей атмосфере большинство педагогов тоже захлопали. Как бы то ни было, молодёжи полезно иметь амбиции. Но самые неистовые — конечно, журналисты. Они полностью взорвались! Если раньше заявление У Цзина о «продаже всего имущества» было лишь лёгкой закуской, а сравнение Шэнь Шандэна Голливуда с «европейской тройкой» — острым предварением главного блюда, то три его фразы — «У слабой страны нет искусства», «оставить искусство ради бизнеса» и «заниматься искусством — значит не спасти китайское кино» — стали серией мощнейших взрывов, взметнувших новостную ценность до небес! Все журналисты — будь то корреспонденты серьёзной «Газеты китайского кино» или проворные репортёры городских изданий и порталов — теперь словно под кайфом! — Быстрее! Записывайте каждое слово! — Уже есть заголовок! «Безбашенный студент БПК Шэнь Шандэн: „У слабой страны нет искусства — бросай искусство, спасай китайское кино!“» — Взрыв! Абсолютный взрыв! Завтрашний заголовок! Нет, тема недели! — Звоню главному редактору! Немедленно резервируй первую полосу! Нет, целый специальный выпуск! Этот Шэнь Шандэн — мастер создавать хайп! Вспышки фотоаппаратов больше не сливались в сплошной свет — они мелькали безостановочно, в бешеном ритме. Все объективы были направлены на молодого человека на сцене, чьи слова потрясли зал, но чьё лицо оставалось удивительно спокойным. Щёлчки затворов сыпались, как ливень по жестяной крыше, фиксируя момент, который непременно вызовет грандиозный резонанс. Студент-режиссёр с длинными волосами, задавший вопрос, теперь выглядел совершенно чужим в этой обстановке. Под градом аплодисментов и под взглядами сотен однокурсников — сочувствующих, презрительных, равнодушных — его лицо из багрового стало мертвенно-бледным. Краска быстро сошла, вся самоуверенность и вызов испарились без следа. Он пытался опереться на «высокие ценности» — но Шэнь Шандэн ответил ещё более высокими, полностью его подмяв. — У слабой страны нет искусства! Ответ Шэнь Шандэна вышел далеко за рамки ожидаемого спора «коммерция против искусства» — он поднял дискуссию до уровня национального достоинства и фундаментальных основ кинематографической индустрии! Под прямым и точным ударом «Голливуд уделал „европейскую тройку“» молодой человек будто лишился всех сил — словно невидимая рука вытянула из него жизненную энергию. Он пытался что-то сказать, но не мог. Даже если бы смог — никто бы не стал слушать. Микрофон уже забрали. Все радовались, только он молчал. И в этом молчании ощущал всю бурю чужого восторга. Юань Шаньшань и Чжан Сяофэй, сидевшие рядом с Да Мими, остолбенели. Чжан Сяофэй прошептала: — Он… он так смело говорит! Да Мими же гордо выпрямила спину, в её глазах сверкали искры — гордость и лёгкая тревога. Её мужчина в одиночку бросал вызов неким «правилам» всего кинематографического мира! — Это же переворот, — пробормотала она. Юй Цзяньхун смотрел на своего студента с гордостью и заботой. Он восхищался зрелостью и смелостью, далеко превосходящими возраст, но и тревожился из-за его резких слов. Только что хвалил за удачу — теперь придётся убирать последствия. Хорошо ещё, что студент менеджмента, а не режиссёрского. Иначе дело могло бы кончиться плохо. Что до преподавателя Хуана — его лицо из багрового стало багряно-фиолетовым, зубы скрипели от злости. Речь Шэнь Шандэна была не просто ответом на вопрос — она словно пощёчина прозвучала для всех «высокомерных идеалистов», которые говорят только об «искусстве», игнорируя рыночную реальность. А он сам считал себя истинным поклонником искусства! Это была его гордость! Сейчас же он чувствовал, как его «художественное достоинство» топчут в грязи, но при этом не мог возразить — логика оппонента была слишком масштабной и реалистичной, чтобы найти в ней слабое место. Это бессильное раздражение и ярость чуть не довели его до внутренней травмы. А вот Шэнь Шандэн на сцене оставался удивительно мягким и благородным, словно джентльмен из нефрита. Ведущий объявил, что церемония запуска проекта «Ду Гун» завершена. Шэнь Шандэн поклонился залу в знак благодарности за поддержку. На самом деле внутри он был далеко не так спокоен. Сегодняшний громкий скандал входил в план — он собирался объявить о «маленькой цели в один миллиард» и заявить о прогнозе кассовых сборов в один миллиард юаней. Но раз его начали давить «высокими ценностями», пришлось отвечать ударом. Ведь этот фильм уже принадлежал не только ему. В нём — труд всей команды, вклад Центральной киностудии, а в более широком смысле — стратегический курс Хань Саньпина и сама идея независимости кинематографической индустрии. Тем не менее, давление оставалось огромным. В эту эпоху даже внутри кинематографического сообщества съёмки коммерческого фильма вызывали чувство вины, а заявление о стремлении «сделать Китай кинематографической державой» — тем более. Однако Шэнь Шандэн был приятно удивлён — и даже обрадован — такой бурной реакцией! Хотя, если подумать, это и логично. Большинство студентов — дети 80-х, многие даже из поколения 85-х. За исключением некоторых из режиссёрского и литературного факультетов, большинство из них — вполне здравомыслящие люди. Как только церемония закончилась, Шэнь Шандэна, У Цзина и даже Чжоу Цифэна тут же окружила толпа неистовых журналистов. Бесчисленные микрофоны и диктофоны почти упирались им в лица.