Меч из Сюйсу: Яд — Острей Лезвия — Глава 34

Глава 34. А-Цзы — всё-таки А-Цзы Цзян Минчжэ только сделал шаг вперёд, как А-Цзы уже ринулась в бой и схлестнулась с ламой, вооружённым топором. Её фигурка была хрупкой, ростом лишь до груди ламы, но движения — невероятно проворными: то вспрыгнет, то нырнёт в сторону, развевающиеся края одежды напоминали пурпурную лисицу, танцующую под луной. Пусть топор противника свистел в воздухе — ни разу не задел её! А-Цзы развернула «Меч Ядовитой Змеи»: каждый выпад был жесток и коварен, клинок вспыхивал, словно змея, жалящая жертву. Каждый удар оставлял на теле ламы кровавый цветок. Всего через несколько обменов тот уже был весь в ранах. Цзян Минчжэ впервые видел, как А-Цзы сражается. Он не ожидал такой яростной и безжалостной манеры боя. Восхищённый, он в то же время с облегчением перевёл дух — тревога, сжимавшая сердце, наконец отпустила. Лица противников резко изменились. Лама-предводитель крикнул: — Неужели вы из Секты Сюйсу? Мы — свита Государственного Наставника Тибета! Прекратите немедленно! А-Цзы воскликнула: — Ой! Так вы — приближённые самого Государственного Наставника Тибета? Тогда уж точно нельзя вас обижать… С этими словами она и вправду прекратила атаку. Лама с топором облегчённо выдохнул, в глазах мелькнула надежда, и он уже собрался отступить, занеся топор для защиты. Но А-Цзы внезапно взмыла вверх и — «чх!» — вонзила клинок прямо в его горло. Поразив цель, она тут же отскочила назад, оставив за остриём кровавый след, и звонко рассмеялась: — Жаль, но я вовсе не из какой-то там «звёздной» или «лунной» секты! Мне плевать, кто вы — повар Государственного Наставника или великий маг! Кого вы думали напугать? Лицо ламы исказилось от ярости и страха. Он выронил топор, схватился за горло, но кровь уже сочилась сквозь пальцы. Тело обмякло и рухнуло на землю. Цзян Минчжэ похолодел спиной. С тех пор как он вступил в Секту Сюйсу, хоть и дрался с Минчжуцзы и Чжай Синцзы, всё это оставалось в рамках обычной драки. В детстве его тоже дразнили, и он не раз бросал в обидчиков кирпичами — храбрости ему не занимать. Но видеть, как А-Цзы убивает человека, смеясь и не придавая этому значения, всё же навело на него леденящий душу ужас. Он и раньше знал, что А-Цзы способна на крайнюю жестокость и решимость. Однако за последние дни, проведённые бок о бок, он привык к её весёлому, беззаботному нраву и начал воспринимать «настоящую А-Цзы» и «А-Цзы из книги» как двух разных людей. Теперь же понял: А-Цзы — всё-таки А-Цзы. Для неё «людьми» являются лишь те, кто ей нравится и кого она ценит. — Ведьма! — взревел главный лама, вне себя от ярости. — Ловите эту нечестивку! Сожгите её заживо — отомстим за Цай Жана! С этими словами он первым спрыгнул с коня. Остальные шесть лам тоже спешились и выхватили оружие: алебарды, железные чётки, сабли, медные мечи, копья… Даже лук со стрелами нашёлся. Сам предводитель вытащил из-под седла железный посох — длиной примерно в руку, толщиной с чайную чашу, покрытый следами времени и ржавчиной. А-Цзы смотрела на него с недоумением, но Цзян Минчжэ сразу понял значение этого посоха и поспешил предупредить: — Сестра, будь осторожна! Эти ламы, скорее всего, монахи-воины. Тот, что с посохом, — их командир. Почти как настоятель Зала Араханов в монастыре Шаолинь! Он читал боевые романы лишь для того, чтобы угодить клиентам, и, конечно, не разбирался в том, кто в Шаолине за что отвечает. Просто сказал так, чтобы А-Цзы не недооценивала врага. А-Цзы знала, что Зал Араханов отвечает за обучение боевым искусствам, а значит, настоятель должен быть мастером высочайшего уровня. Она испугалась: — Ой-ой! Почему ты раньше не сказал? Как мы с ними справимся? Бежим скорее! И тут же развернулась, чтобы удрать. Но лама с посохом прорычал: — Ведьма! Куда ты думаешь бежать? Он рванул вперёд, быстро настиг А-Цзы и, взлетев в воздух, обрушил посох на её плечо с силой, будто расправил крылья кунь-пэна. Лама до смерти злился на себя за то, что дал себя провести и потерял ученика, и теперь хотел не убить А-Цзы сразу, а заживо сжечь её в отместку. — Сестра, осторожно! — закричал Цзян Минчжэ. Он не обучался лёгким шагам, и хотя расстояние было всего в несколько шагов, он не успевал. В отчаянии он изо всех сил метнул в ламу охотничий трезубец. Бросать камни и палки — умение, заложенное в человеке от природы. У Цзян Минчжэ уже была основа внутренней ци, а трезубец был как раз подходящего веса. Бросок получился мощным и стремительным — прямо в грудь или живот ламы. Тот, увидев летящий трезубец, даже обрадовался: «Значит, они и вправду не из Секты Сюйсу! Ученики Сюйсу владеют смертоносными метательными снарядами, а не такими примитивными приёмами!» Хотя А-Цзы и Цзян Минчжэ прошли уже шестьдесят–семьдесят ли, они всё ещё находились на территории влияния Секты Сюйсу. Даже если А-Цзы и отрицала свою принадлежность к секте, лама с посохом не верил ей до конца — пока не увидел этот бросок. Ведь боевые искусства не обманешь. Увидев, как Цзян Минчжэ метнул трезубец, лама понял: парень совершенно не умеет пользоваться метательным оружием. Ведь ни один ученик Секты Сюйсу, способный покинуть горы, не выходит в мир без навыков метания! Подняв посох, лама ловко отбил трезубец. Тот со свистом развернулся и с ещё большей скоростью полетел обратно к Цзян Минчжэ. Тот похолодел: ни один из семнадцати приёмов «Когтей Сороконожки» не годился в этой ситуации. В панике он рухнул на землю и, инстинктивно применив знаменитый защитный приём из народных боевых искусств — «перекат ленивого осла», — ушёл от удара. В тот самый миг, когда лама отбил трезубец, А-Цзы резко остановилась, развернулась и метнула клинок вверх. Лама, поражённый точностью её замаха, мысленно одобрил, но тут же пнул в воздух — и с громким «дзинь!» переломил меч ногой. Подошва его сапога оказалась железной! Сломав меч, лама тут же направил подошву в голову А-Цзы. Та присела и — «пф!» — выпустила изо рта синюю, мерцающую отравленную иглу. Хотя лама был мастером, глаз у него под коленом не было. Расстояние между ними было меньше двух чи, игла — быстрая и бесшумная. Она мгновенно вонзилась в икру ламы. Как только игла вылетела, А-Цзы тут же перекатилась в сторону. Лама почувствовал лишь лёгкий зуд в подколенке и даже не понял, что попал под удар метательного оружия. Но едва его нога коснулась земли, как вся правая нога словно исчезла. Он попытался опереться на левую, но тут же ощутил онемение в пояснице и животе. Тело не слушалось — он рухнул вперёд и едва успел упереться руками в землю. А-Цзы вскочила и звонко рассмеялась: — Вставайте, вставайте! Вам столько лет, зачем кланяться мне так низко? Поза ламы и вправду напоминала поклон. Он уже понял, что попался на уловку, и, вне себя от ярости и страха, зарычал, упёрся левой рукой в землю и рванул вперёд, замахиваясь посохом. Но А-Цзы была хитра. Она вспомнила приём Цзян Минчжэ против Минчжуцзы — «заранее подготовленный выпад». Едва произнеся слова, она уже отскочила назад. Посох пролетел мимо. Лама попытался снова броситься вперёд, но онемение уже расползалось по всему телу. Его мощное тело рухнуло на землю. В душе поднялся ужас, и он в отчаянии воскликнул: — Какой страшный яд! И вы ещё говорите, что не из Секты Сюйсу! Он свирепо уставился на Цзян Минчжэ и, скрежеща зубами, прохрипел: — Мелкие ведьмы из Секты Сюйсу… так хитры… притворились, будто не умеете метать… Даже став призраком, я… Не договорив, он вдруг изошёл кровью из всех семи отверстий, глаза остекленели в ярости — и он упал замертво. А-Цзы захлопала в ладоши: — Имбирный братец, смотри! У этого ламы такой высокий уровень культивации — сказал «стану призраком», и сразу стал! У Цзян Минчжэ в душе бушевали противоречивые чувства. С одной стороны, ему было крайне трудно принять безразличное отношение А-Цзы к человеческой жизни. С другой — он не мог не восхититься ужасающей силой ядов Секты Сюйсу. Яды и вправду — лучший способ убить врага, превосходящего тебя в силе! Этот лама с посохом продемонстрировал мастерство, перед которым не устоял бы даже Чжай Синцзы, не говоря уже об А-Цзы. И всё же такой великий мастер, не успев проявить всю мощь своих лет тренировок, позорно погиб от руки А-Цзы. Оставшиеся шесть лам, увидев смерть своего предводителя, пришли в ужас. На миг они замерли, а затем, завывая от ярости, бросились вперёд, словно одержимые. Только лучник остался на месте, натянув тетиву и прицелившись в А-Цзы.