Единственное солнце китайской индустрии развлечений — Глава 28

Глава 28. Общественное мнение рушится, а дела идут в гору Шарль Перик быстро выработал стратегию: — Пусть его наставники публично осудят его и опровергнут его стремления. Пусть СМИ обрушатся на него со всех сторон — с позиций общественной ценности, профессиональной кинематографии и прочего, чтобы принизить его идеалы. — Нужно устроить показательную расправу над социальными связями Шэнь Шандэна, вызвать эффект «застывших от страха цикад», чтобы те, у кого есть подобные мысли, хорошенько подумали, стоит ли им следовать его примеру. — А когда он окажется в растерянности и упадке духа, мы подключим к нему наши премии. Внутри системы его не поймут, но мы — поймём. И тогда он сам приблизится к нам. Зарубежный рынок исторических блокбастеров практически полностью закрыт. Этот жанр, ставший крупнейшим коммерческим направлением после начала рыночных реформ в кинематографе, можно считать мёртвым и закопанным. Теперь наступает момент, когда китайский кинорынок вновь должен сделать выбор. И вновь, как некогда, «пророк» чудесным образом появится, чтобы указать новый путь. Впрочем, путь не совсем новый — но его можно выгодно подать как таковой. Тьма, жестокость, насилие, пошлость, мрачность — всё как в гонконгском кино: никакого духа благородства, никаких патриотических чувств. Никаких тёплых, светлых эмоций. Только мрак, только жестокость, только разрыв, только осколки, только несчастье. Именно поэтому Шарль Перик не особенно беспокоился о проектах гонконгских режиссёров — они уже проигравшие. Если смотреть на всю индустрию, то единственным, кто реально способен вернуть к жизни исторические блокбастеры, был Чжан Имоу. Однако появление Шэнь Шандэна внесло новые переменные. Даже если фильм ещё не снят, Шарль Перик не допустит ни малейшей возможности возрождения этого жанра. Он прекрасно понимал: если удастся раскрыть силу и ценность исторического наследия в кино, это станет мощнейшим жанром. — Стратегия комиссара уникальна и не имеет аналогов, как и ваша великая мудрость, — начал ассистент с привычной лести, а затем добавил: — Но он, кажется, крайне пренебрежительно относится к европейской тройке? Шарль Перик лёгкой улыбкой ответил с уверенностью: — Это потому, что у него нет наград. Как только у него появится реальный шанс получить премию, он тут же замолчит. Вскоре наступил февраль. Интерес к церемонии запуска фильма «Ду Гун» не угас, а, напротив, ещё больше вырос. «Взгляд на искусство» Шэнь Шандэна вызвал бурную дискуссию в профессиональной среде. В отличие от первоначальной поддержки — «наконец-то кто-то сказал правду!», «разоблачил голого короля!» — в традиционных СМИ разгорелись жаркие споры. Фраза «У слабой страны нет искусства» затронула самую суть спора о будущем китайского кинематографа. Нейтральные аналитики исследовали контекст высказываний Шэнь Шандэна, обсуждали баланс между коммерцией и искусством и отмечали, что за его словами стоит недовольство молодого поколения кинематографистов текущим положением дел и их стремление к индустриализации кино. Сторонники утверждали, что Шэнь Шандэн честно обозначил слабую промышленную базу китайского кино и подчеркнул фундаментальную роль коммерческих жанров в построении сильной кинематографической державы. Они критиковали «псевдоискусство», оторванное от рынка и существующее лишь ради премий, и хвалили Шэнь Шандэна за смелость и чёткую коммерческую направленность. Оппоненты, однако, были не слабее. Академическая среда, часть режиссёров и кинокритиков — в том числе реальные наставники Шэнь Шандэна и теоретические авторитеты — безжалостно обвиняли его в «узколобости», «прагматизме», «осквернении искусства» и «историческом нигилизме». Они возражали против его попыток противопоставить художественное стремление и коммерческий успех, утверждали, что европейская тройка — важный ориентир для кинематографического искусства, и настаивали, что Китаю нельзя отказываться от художественных поисков и гуманистических ценностей. Они называли его путь «оставить искусство ради бизнеса» капитуляцией перед рынком. Были и те, кто сознательно вырывал его слова из контекста, обвиняя Шэнь Шандэна в том, что он сам называет страну «слабой», и приклеивая ему ярлык «непатриота». Чжоу Цифэн пришёл в замешательство: — Сыхун, может, мы ошибаемся? Среди тех, кто их критиковал, были авторитетные СМИ и учителя, которых он раньше глубоко уважал и восхищался ими. — Не зацикливайся на общественном мнении, иначе легко впасть в депрессию, — предостерёг Шэнь Шандэн. — Если смотреть на фундаментальные показатели, у нас всё отлично. А если смотреть на общественное мнение — мы уже на грани краха. А фундаментальные показатели были великолепны. Церемония запуска «Ду Гуна» стала не просто успешной — а грандиозной. Шэнь Шандэн быстро завоевал признание в индустрии, сформировав имидж «гениального режиссёра» и «новой силы». При этом прежние ярлыки — «интернет-певец», «нестандартный» — полностью стёрлись. Это стало приятным сюрпризом. Раньше он рассчитывал на смену имиджа только после выхода фильма, но теперь всё произошло гораздо раньше. Даже критики теперь воспринимали его исключительно как режиссёра. Что до проекта «Ду Гун» — всё шло именно так, как он и предполагал. Ранее нелюдимые партнёры теперь либо сразу соглашались на сотрудничество, либо явно проявляли интерес. Самое главное — крупные кинокомпании с материкового Китая одна за другой интересовались, не осталось ли ещё долей для инвестирования, и готовы были платить с премией. Это означало, что они верят в проект. Даже если часть из них делает это из уважения к Центральной киностудии — они всё равно верят в проект. Конечно, трудности есть, но они типичны для любого начинания: ограничения бюджета, особенности местной киноиндустрии, необходимость компромиссов. Однако в реальности всё гораздо менее драматично, чем рисует общественное мнение. В целом, фундаментальные показатели и общественное мнение — полная противоположность. Шэнь Шандэн не хотел, чтобы Чжоу Цифэн зря мучился сомнениями, и тут же дал ему задание: — Хуа И, Bona, Enlight и Star Cinema хотят вложиться, причём готовы платить с удвоенной премией. Я склоняюсь к Хуа И и Enlight. Сходи к представителю Центральной киностудии, договорись о встрече — нужно закрепить доли и снять финансовые вопросы раз и навсегда. Раз Чжоу Цифэн стал задумываться о таких «воздушных» вещах, значит, у него появилось слишком много свободного времени. Иначе бы он не предавался таким размышлениям. Вот, к примеру, У Цзин — у него столько дел, что ноги не касаются земли, и ему некогда строить теории. Вернувшись домой, Шэнь Шандэн наслаждался жизнью, будто император. Оденься — подадут, поесть — поднесут, сядешь — подложат подушку под поясницу, ляжешь — начнут массаж, фрукты всегда под рукой. Пульт от телевизора: сказал — включить этот канал, и будет именно этот канал. Слово — закон! Шэнь Шандэн лежал, положив голову на бёдра Да Мими, и решил её поощрить: — Чёртова Мими! Раз уж ты так отлично себя показала, говори — какое желание? Да Мими только этого и ждала: — Есть, командир! Для меня честь служить вам! Моя миссия — дарить вам радость! У меня нет личных проблем, я хочу помочь вам решить ваши! Шэнь Шандэн поморщился: — Говори уже по делу! От твоей маслянистой речи тошнит. Да Мими стиснула зубы, но сдержалась. Нечего делать — в эти дни Рунсинда относилась к ней почти с заискиванием. Обычно, когда она спрашивала о проекте «Сон в красном тереме», Ли Шаохун раздражённо отмахивался. А теперь вдруг заговорил мягко, объясняя, что и у него свои трудности. А сестра Сяо Вань вообще разыграла целую драму на тему дружбы и взаимопомощи. То удовольствие, которое приносила ей компания, позволяло Да Мими терпеть даже подлизывание к Шэнь Шандэну. В конце концов, всё, что нужно было сделать, она и так уже сделала. Она тихо и нежно произнесла: — Есть, командир! Дело в том, что компания Сяо Яна хочет уточнить детали по кастингу. Шэнь Шандэн махнул рукой: — Ерунда какая. Я дам тебе список ролей. Но формальности всё равно нужно соблюсти. В Рунсинде был актёр, которого он хотел взять на главную мужскую роль — Чэнь Кунь идеально подходил. «Ду Гун» — коммерческий фильм среднего бюджета, поэтому в кастинге обязательно нужны узнаваемые имена, чтобы зрители в зале не чувствовали себя неловко от незнакомых лиц. Чэнь Куня он хотел взять, но подешевле. И желательно так, чтобы Рунсинда и сам актёр потом ещё и поблагодарили. — Спасибо! — воскликнула Да Мими. Её глаза засверкали, она взволнованно задвигалась, прижимаясь к нему, что начало раздражать Шэнь Шандэна. Сегодняшний вечер снова обещал быть утомительным! На следующий день Шэнь Шандэн бодро приступил к работе. В БПК начались каникулы, и можно было набрать студентов третьего курса на стажировку. Также планировалось взять несколько первокурсников и второкурсников из Пекина — пусть и без профессиональных навыков, но хотя бы за кофе сбегают. Группа «Ду Гун», чтобы лучше организовать подготовку, переехала на территорию Пекинской киностудии. Основной каркас съёмочной группы уже был сформирован, у Шэнь Шандэна появилась своя команда. Он не боялся, что старшие коллеги или наставники захотят «помочь» — наоборот, он был рад их участию. Утром Шэнь Шандэна уведомили: Хань Саньпин приедет с инспекцией. Поскольку они находились на одной территории, Хань Саньпин почти сразу появился на площадке «Ду Гуна». На данный момент главным вопросом для «Ду Гуна» оставались последние двадцать процентов инвестиций. Шэнь Шандэн склонялся к тому, чтобы принять деньги от Хуа И и Enlight. Хань Саньпин дал рекомендацию: — Хуа И — слишком глубокая вода. Ты с ней не справишься. Шэнь Шандэн внутри вспыхнул гневом: «Старикан, ты мне указываешь, как работать?» (Глава окончена)