Ночь в Пекине: Опасное влечение — Глава 38

Глава 38. Можно мне пойти за вами? Едва Айюнь села в машину и захлопнула дверцу, как из ворот вышла стройная фигура под зонтом. Как по рефлексу, она машинально сгорбилась. Окно ещё не успело полностью закрыться, и издалека донёсся голос — слегка хриплый от слёз, но в основном полный высокомерия: — Она ушла? Как она ушла? Разве я не просила тебя следить за ней? Зачем ты пришёл ко мне? Мужчина, который раньше её остановил, склонил голову: — Простите, госпожа. Су Линъи топнула ногой, огляделась вокруг и, приложив ладонь ко лбу, с досадой спросила у прислуги у ворот: — Вы видели, в какую сторону пошла та девушка? Все здесь прошли тщательную подготовку. Кто именно сел в чью машину — не требовало пояснений. Даже если кто-то и заметил, никто не осмелился бы сплетничать о Е Цзяхуае. — Простите, госпожа, не видели. Стоявший рядом мужчина мягко посоветовал: — Госпожа, давайте вернёмся. Господин уже несколько раз звонил и торопит. Су Линъи сжала в руке телефон, тяжело вздохнула и, неохотно кивнув, согласилась. Когда она спускалась по ступеням, произошло совпадение. Её взгляд случайно упал на автомобиль неподалёку, который как раз собирался тронуться. По интуиции она нахмурилась и спросила: — Чья это машина? Кто-то ответил: — Господина Е. Этого было достаточно, чтобы рассеять все подозрения Су Линъи. Господин Е… Сколько в Пекине таких господ Е? Су Линъи раньше слышала от Хэ Цзимина о Е Цзяхуае. Хотя тот и моложе её, его способности нельзя недооценивать. Говорят, едва переведя в Хуашэн, он сразу навёл порядок среди нескольких наследников влиятельных кланов, не щадя чувств даже самых уважаемых дядюшек и старших родственников. Его методы были по-настоящему железными. Е Цзяхуай — человек, чуждый всякой сентиментальности. Почему бы ему вдруг помогать какой-то незнакомой девушке? Окно закрылось, и раздражающий Айюнь весь вечер голос навсегда исчез за стеклом. Е Цзяхуай спокойно приказал: — Поехали. Айюнь ещё не пришла в себя. Вся её спина будто окаменела. Пальцы впились в кожаную обивку сиденья так сильно, что побелели от недостатка крови. Айюнь не раз спрашивала себя: ведь она ничего не сделала плохого, так почему же каждый раз именно она должна прятаться и избегать встреч? Ведь именно она — жертва, разве нет? Но сегодняшняя ссора разорвала ту тонкую завесу, о которой обе молчали все эти годы. Жёсткие слова разрезали и её собственное сердце, и лишь теперь она поняла истину. Каждая встреча с Су Линъи была для неё возвращением в прошлое. Су Линъи снова и снова появлялась перед ней, напоминая: Айюнь — ребёнок, которого бросила мать. Е Цзяхуай бросил взгляд на её бледный профиль и нахмурился: — Ты что, вор? Его звонкий голос вернул её в реальность. Айюнь смутилась, неловко выпрямилась и поправила спадающие пряди волос. — Извините, господин Е. Краем глаза она осторожно глянула на него. Увидев, что он не зол и не собирается расспрашивать о её странном поведении, она наконец перевела дух. Пэй Цзихуань, сидевший на переднем сиденье, обернулся: — Господин, мы едем в… — В Пекинский университет языков и культуры. Айюнь тихо поблагодарила. Машина только съехала с горы, как Айюнь вспомнила, что не отменила вызванное такси. Она поспешно достала телефон. К счастью, заказ ещё никто не принял. Она нажала кнопку отмены — и тут же всплыло сообщение. Айюнь даже не собиралась его открывать, но машинально пробежала глазами: «Айюнь, ты уже села в машину? Если нет — пришли мне свою геопозицию. Не упрямься. То, что случилось раньше, — это моя вина…» В следующее мгновение телефон завибрировал. Кто звонил — не требовало объяснений. Айюнь отклонила вызов, занесла номер в чёрный список, включила беззвучный режим и швырнула телефон обратно в сумку — всё одним плавным движением. Но внутри ей было неспокойно. Спустившись с горы, машина въехала с тихой сельской дороги в оживлённый город. Ночь озарялась тёплым оранжево-жёлтым светом фонарей, но для чужачки эта атмосфера не делала город менее чужим и холодным. Это одиночество будет преследовать её до самого университета, до самой общаги. Ей снова предстоит провести ночь в полной темноте — долгой, бескрайней ночи. Айюнь сжала руки так сильно, что ногти впились в кожу ладоней. Даже острая боль не могла заглушить страх перед одиночеством. На миг страх победил разум. Айюнь повернулась к Е Цзяхуаю, ещё крепче стиснув пальцы, но с неожиданной решимостью во взгляде. — Господин Е, я не хочу возвращаться в университет. — А? — Е Цзяхуай на секунду опешил от её серьёзного тона. Она не моргая смотрела на него и повторила: — Я не хочу возвращаться. На его лице мелькнуло недоумение, и он с лёгкой усмешкой спросил: — Тогда куда ты хочешь? Айюнь опустила глаза, но не смогла скрыть охватившую её пустоту и тоску. — Не знаю… Просто не хочу оставаться одна. Она думала, что давно научилась смеяться над одиночеством. Но сегодня ночью её железные доспехи треснули, и мягкое сердце осталось без защиты в темноте. «Пусть будет так всего одну ночь, — сказала она себе. — Разреши себе быть слабой хотя бы на эту ночь». Ведь правда — нельзя расслабляться. Особенно тем, чьи нервы натянуты до предела. Иначе всё рухнет. Струна лопнула, и её обычно сообразительный ум на время отключился. Позже, вспоминая этот момент, Айюнь всё ещё считала его безумием. Она подняла голову и, даже не подумав, спросила: — Господин Е, а вы куда направляетесь? Е Цзяхуай взглянул на неё с лёгкой насмешкой: — А тебе какое дело, куда я еду? Айюнь прикусила губу, зашла в тупик и, не найдя другого выхода, прошептала: — Я… могу пойти за вами? В салоне повисла внезапная тишина. Её губы были неестественно яркими, слегка припухшими — след от того, как она нервно кусала их минуту назад. Айюнь действительно не думала ни о чём таком. Ей просто не хотелось быть одной. Секунды тянулись. Она начала жалеть о своих словах. Ей стало невыносимо под его взглядом — спокойным, тёмным, как бездонное озеро. Казалось, в его глубине уже зарождается огромная волна, готовая вот-вот обрушиться на неё. Если она утонет в ней — пути назад не будет. Е Цзяхуай, редко терявший самообладание, особенно перед юной девушкой, замедлил дыхание. Он начал подозревать, не испытывает ли она специально его выдержку. Одно-единственное предложение могло породить столько двусмысленностей. Возможно, именно из-за её наивного, детского лица он даже не осмелился бросить в ответ какой-нибудь шутки с подтекстом. «Неужели я правда состарился? — подумал он с лёгким удивлением. — Или сердце моё стало мягче?» Он никогда ещё не проявлял к кому-то столько терпения. Е Цзяхуай молча посмотрел на неё и, словно добрый наставник, мягко спросил: — Айюнь, ты понимаешь, что говоришь? Сначала выкладываю одну главу. Вторую — чуть позже. (Глава окончена)