Единственное солнце китайской индустрии развлечений — Глава 82

Глава 81. Ты уходишь с экранов — я выхожу! Общественное мнение взорвалось! Буря разразилась внезапно! Сначала портал Sohu Entertainment разместил на первой полосе заголовок жирным красным шрифтом: [Шэнь Шандэн на премьере «Ду Гуна» раскритиковал фильм «Бедствие»! Подвиг героини Чжэн Пинжу потряс всю аудиторию!] Порталы Sina и NetEase вслед за этим опубликовали специальные репортажи и экспресс-анализы. Но направление освещения различалось. Sina Entertainment: [Премьера «Ду Гуна» вызвала споры! Шэнь Шандэн вновь обрушился на «Бедствие»] NetEase: [«Янмоу» Шэнь Шандэна и кризис «Бедствия»!] В 2007 году веб-порталы уже доминировали в формировании общественного мнения в интернете, и конкуренция между ними была ожесточённой. Даже если внутри компании были разные точки зрения, публиковать приходилось обязательно. Трафик был жизненной артерией порталов — эту волну нельзя было упустить! Однако порталы были лишь началом. Яростные высказывания, словно неся с собой осеннюю стужу, пронеслись по всем узлам интернета, сталкиваясь, взрываясь и вызывая настоящий хаос! Форумы Tianya, Mop, Baidu Tieba и другие площадки буквально кипели от эмоций! Выступление Шэнь Шандэна на закрытой части премьеры «Ду Гуна», где он «восхвалял» фильм, мгновенно разорвало ту тонкую завесу доброты, которую СМИ до этого пытались набросить на критику «Бедствия». — Отлично! Шэнь сорвал с императора его новое платье! — Шэнь Дапао — молодец! — Вдруг заинтересовался тем «честным и открытым» евнухом из «Ду Гуна». — Использовать кровь героев для собственного приукрашивания — это подло! Таких надо казнить! — Вот это настоящий мужчина! Говорит то, что думает! — Что вообще за фильм этот «Бедствие»? Оскорбление памяти героев! — Поддерживаю «Ду Гун»! Обязательно пойду посмотреть! — Реальность в очередной раз подтвердила слова Шэнь Шандэна! Некоторые используют «художественные инновации» и «исследование человеческой природы» как щит! Какое там искусство — всего лишь придаток власти! Какой там «великий мировой режиссёр» — всё тот же старый трюк: использовать откровенные сцены и двусмысленную интерпретацию истории ради внимания! Шэнь Шандэн заранее подготовил почву! Его предыдущая статья «Возвращение Венеции» теперь обернулась против него самого, словно жестокий бумеранг. Молодые пользователи сети, военные энтузиасты и любители истории ликовали. А обычные зрители были потрясены подвигом Чжэн Пинжу! Многие действительно ничего не знали! Это было похоже на фокус: крупными движениями отвлекают внимание от мелких. Когда Шэнь Шандэн показал эти «мелкие движения», все вдруг поняли: в «Бедствии» их было немало! — Я проверил: мемориальные могилы брата и жениха Чжэн Пинжу, Чжэн Хайчэна и Ван Ханьсюня, находятся в Нанкине, на кладбище авиационных героев. Вот кто настоящие герои! «Бедствие» слишком сильно исказило историю! — Шэнь прав! Без сильного кинематографа о каком искусстве можно говорить? Это разве искусство?! Даже часть интеллектуальной молодёжи и кинокритиков теперь не могла так яростно защищать фильм. Раньше можно было сказать, что Шэнь Шандэн навязывает мораль, что художественное творчество свободно, что Чжэн Пинжу — героиня, но кино — это кино, и нельзя бить конкурентов эмоциями «патриотического юноши». Теперь так не скажешь! Как объяснить «полностью американский состав» на Венецианском фестивале? Фразы вроде «Венеция возвращается Америке» или «европейская тройка теперь обслуживает Голливуд» — чем на это ответить? Один фильм говорит о верности, другой — о сыновней почтительности. Прямо на месте и застопорились! После окончания премьеры Шэнь Шандэн вернулся домой. Да Мими пристально смотрела на него, так, что он почувствовал себя неловко и даже немного виновато. — Ты это сделал! — Ты сказал: «Дать пощёчину» — и ты это сделал! — воскликнула она взволнованно. Шэнь Шандэн невозмутимо ответил: — Так и должно быть. В вопросах принципа нельзя идти на компромиссы. На самом деле странно, что вообще разрешили такой фильм выходить. По мере того как информационный шторм после премьеры продолжал разрастаться, команда по продвижению «Ду Гуна» активно направляла общественное мнение, обеспечивая защиту проекту. Ма Юйдэ заявил, что за ситуацию в кинотеатрах он не отвечает, но онлайн-фронт должен быть под контролем. — Следите пристально. С некоторыми аккаунтами не нужно спорить — они не для дискуссий. Просто топите их посты и насмехайтесь. У него уже был богатый опыт интернет-битв. В сети действовали разные силы. Их источники и методы отличались, но была одна общая черта — они стремились раздражать психологическое состояние пользователей. Циркулировало множество слухов, многие из которых были настолько абсурдны, что явно предназначались для провокации. За такими аккаунтами, скорее всего, стояли не люди, а программы, цель которых — вредить реальным людям, разрушая их психику. Однако на этот раз «убийственный удар» оказался настолько точным, что именно другая сторона начала терять самообладание. В одном из шанхайских отелей Джеймс Шеймус, один из продюсеров «Бедствия», сразу узнал о событиях на премьере «Ду Гуна». Он лучше режиссёра Цзяньчжэня и Цзян Чжичжана понимал, в чём суть этого фильма. Зная прошлые заявления Шэнь Шандэна, он всегда считал его фигурантом, требующим особого внимания. Теперь его опасения подтвердились. Хотя он искренне надеялся, что ошибся. Он был ошеломлён. Затаённая злоба фильма больше не могла скрываться за красивыми художественными концепциями — теперь она обнажилась перед всей публикой. Сначала Джеймс Шеймус замер в шоке, а затем его охватила безграничная ярость. — Чёрт возьми! Его прежнее самодовольство из-за выхода «Бедствия» в Китае полностью испарилось. Его охватил невыразимый страх. На лице, обычно спокойном и расчётливом, появилась первая трещина. Личина «цивилизованного человека» рассыпалась, и эмоции исчезли. Его пальцы побелели от напряжения. — Бах! Он швырнул кофейную чашку в стену — та разлетелась на осколки, а коричневая жидкость растеклась по белой поверхности, оставляя безобразное пятно. — Всё в порядке, всё в порядке... Джеймс Шеймус судорожно дышал, повторяя эти слова, будто гипнотизируя самого себя. Через несколько секунд он глубоко вдохнул и с трудом выдавил привычную учёную улыбку, затем спокойно взял лежавшие рядом документы. — Впечатляет. Он указал на голливудские маркетинговые приёмы, на использование чувственности для деконструкции истории, на подвиг героини и на систему интересов в Голливуде. — Под видом похвалы он раскрыл скрытую деконструкцию, вывел «Бедствие» на трибуну ценностного суда, чётко обозначил «своих» и «чужих», специально подчеркнул, что это продукт голливудской команды, смягчил совместный характер производства и искусно отделил режиссёра от «команды». Продуманная контратака. — Очень умно. Он заменил критику похвалой, сделав её безопасной для распространения, а затем крупным жестом вывел на свет искажение истории, особенно подлинные факты о Чжэн Пинжу. Джеймс Шеймус прекрасно понимал, что делает Шэнь Шандэн, и знал каждое значение «Бедствия». — Чёрт возьми! Ненадолго сдержанность вернулась, но затем маска снова треснула, и из горла вырвался приглушённый рык, похожий на звериный. «Ты играешь в мою игру?» Джеймс Шеймус, движимый расистским презрением, не мог этого принять! Его любимые приёмы — формирование восприятия, смена парадигмы, построение нарратива, эстетическая дрессировка — всё это молодой китайский режиссёр разобрал на части, высмеял и использовал против него самым практичным способом — через угрозу реальным интересам. Он загнал команду «Бедствия» не просто в культурную, а в рыночную ловушку. Джеймс Шеймус чувствовал, что его казнят! — Цзян Чжичжан! Немедленно свяжись со всеми нашими PR-ресурсами здесь! Все должны выйти в эфир! Нас поймали, как мошенников в казино! Он дал указание и тут же купил билет, чтобы срочно вылететь на остров Гонконг. Здесь оставаться нельзя — дождётся, пока ситуация прояснится. В это же время ещё один человек полностью потерял контроль. — А-а-а! Шарль Перик тоже рычал от ярости. Его тщательно спланированное культурное событие вот-вот превратится в культурную катастрофу. Он орал на своего ассистента: — Свяжись со всеми возможными СМИ! Нужно контратаковать! Смягчить ситуацию! Вернуть обсуждение к самому фильму и искусству! — Задействуй международные СМИ! Пусть «критики» начнут работать: ругать Шэнь Шандэна за непонимание искусства, называть его националистом, популистом — всё подряд! Призывайте к его блокировке! — Кроме того, нужно переоценить рынок с учётом «радикализма», «иррациональности», «консерватизма» и «регресса» в этой стране. Пусть местные кинокритики и режиссёры тоже выступят — он нарушил правила индустрии! Шарль Перик был в отчаянии. Он использовал все возможные приёмы. — Сэр, сейчас Шэнь Шандэн тесно связан с государственной стратегией развития кино. Может, стоит атаковать именно киноиндустрию? Ассистент замялся, но осторожно напомнил: — В текущей ситуации лучше не усиливать давление, а постараться сохранить достигнутое. Выбранная тема — национальное унижение в истории — пыталась исказить самые основные представления о добре и зле, о национальных чувствах. Раз её вынесли на обсуждение — это уже поражение. Фильм «Бедствие» слишком чётко разделил аудиторию. За пределами их прямых контактов найти местную поддержку почти невозможно. Хорошо, что кассовые сборы неплохие. Связь серьёзной исторической темы с откровенными сценами повторяет успех «Скрытого дракона, тигра в засаде». Они могут представить это как путь к «Оскару», и кто-то обязательно последует за ними. К тому же психологическая атака достигла цели — связь Чжана Имоу с этим фильмом сохраняется. Если сейчас остановиться, ещё можно заработать. Шарль Перик в ярости прорычал: — Ты уже выплатил студенческий кредит? Кулаки ассистента Смита сжались! Он любит свою страну — но любит ли она его? На следующий день после премьеры СМИ заполонили репортажи. «Бэйцзин таймс»: [На премьере «Ду Гуна» прозвучали шокирующие заявления: Шэнь Шандэн подробно рассказал о подвиге Чжэн Пинжу, прототипа героини «Бедствия»!] «Southern Metropolis Daily»: [Заранее спланированная «янмоу»? Логика информационной войны за кулисами выступления Шэнь Шандэна на премьере] Традиционные СМИ вели себя осторожнее, но их позиции тоже различались. Те, кто подробно рассказывал о подвиге героини, как правило, поддерживали Шэнь Шандэна. Те, кто под видом «глубокого анализа» намекал на пиар и уводил внимание от подвига героини, были против. Профессиональные киножурналы сосредоточились на отраслевых последствиях. Журнал «Смотреть кино» обновил сайт: [Миф о маркетинге «Бедствия» разрушен! «Ду Гун» запускает новую модель продвижения!] «Китайские кинематографические новости» срочно подготовили специальный выпуск: [Историческая правда и художественное творчество: размышления от «Бедствия» к «Ду Гуну»] Хотя формат программы не позволял быть слишком резким, заголовок был многозначительным. В эфире много раз показывали фрагменты «Ду Гуна» с премьеры, особенно те, где подчёркивались «верность государю и любовь к родине», резкие диалоги о сравнении чиновников и евнухов, а также комментарии Чэнь Даомина об историческом контексте — всё это скрыто противопоставлялось ценностям «Бедствия». Также были опрошены серьёзные историки о том, какой ответственностью должны руководствоваться создатели при адаптации исторических фигур. — Шэнь, тебе не страшно? — не выдержал У Цзин, глядя на него с восхищением и тревогой. Сегодня давление со всех сторон было колоссальным. В этом кругу патриотизм имеет цену. Его личный номер телефона неожиданно просочился в сеть. Шэнь Шандэн, оказавшийся в эпицентре бури, выключил телефон, отрезав себя от бесконечных звонков СМИ, просьб и угроз. Он сделал глоток чая и легко улыбнулся, будто вчера не он поднял такую волну. — Чего бояться? Что я сказал? Я похвалил Голливуд за умелый маркетинг, отметил профессионализм режиссёра Цзяньчжэня, рассказал подлинную историю и проанализировал правила индустрии. Какое из этих утверждений — ложь? Что из этого нарушает какие-то нормы? Шэнь Шандэн совершенно не боялся. Он ведь хвалил! Если кто-то интерпретирует его похвалу как оскорбление, значит, этот человек сам [радикален], [склонен к теориям заговора], [патриот-фанатик] или [ненаучен]. — Путь выбирают сами. Я лишь немного расширил его, чтобы всем было лучше видно. А идти по нему или нет — их выбор. Если кто-то не выдерживает такой «похвалы», пусть задумается: что такого он натворил, что даже похвалу принять не может? Шэнь Шандэн не только не боялся — ему было приятно! Именно так и нужно наступать на «Бедствие»! По отношению к врагам он не испытывал ни капли сочувствия — нужно добивать! Он вместе с командой разработал стратегию продвижения. Шэнь Шандэн настоял, чтобы главные звёзды хранили молчание, а при необходимости даже дистанцировались от фильма. Фань Бинбинь перехватила Шэнь Шандэна в номере отеля, чтобы «позаботиться» о нём. Она отлично умела проявлять заботу о младших. — Ты перевернул всё с ног на голову! Я чувствую огромное давление — бренды уже требуют, чтобы я дистанцировалась от тебя. Шэнь Шандэн приподнял бровь: — Ты ещё не отреклась от меня? Фань Бинбинь откровенно ответила: — Режиссёр, который создаёт топовые ресурсы и такой... твёрдый — я имею в виду характер — конечно, будет держаться за тебя изо всех сил. Шэнь Шандэн велел ей не лезть руками, но был доволен её сообразительностью. Она ещё не стала такой глупой, как в будущем, и понимала, что нужно подождать. — Они всегда думают, что мы ничего не понимаем. На самом деле дураки — они сами. Команда «Бедствия» действительно попала в неловкое положение. — Что делать? Тан Вэй, будучи новичком, сразу почувствовала давление — фильм и так был спорным. Проснувшись утром, она узнала от агента, что некоторые мероприятия отменили. Ради карьеры она пошла на всё — даже рассталась с парнем. Цзян Чжичжан заверил её: — Не волнуйся, я подготовил тебе запасной вариант. Мы обязательно тебя защитим. Джеймс был в панике и срочно сбежал, но Цзян Чжичжану было всё равно. К тому же он лично отвечал за выпуск фильма в Китае через Центральную киностудию, и никто не мог вмешиваться. Как опытный продюсер, Цзян Чжичжан отлично знал рынок китайскоязычного кино, особенно материковый. Кассовые сборы «Бедствия» росли, и фильм точно побьёт рекорды артхаусного проката — по текущим тенденциям может достичь 80–90 миллионов юаней. Сейчас рынок способен вместить только один такой фильм. Как бы ни продвигали «Ду Гун», объективные законы индустрии не обманешь. Что до критики — она и раньше была. Помогала ли? Можно сказать, Джеймс отлично понимает международные правила артхауса, но не разбирается в местной ситуации. Пока наверху всё в порядке, внизу могут говорить что угодно — это не повлияет на фильм. Для Цзян Чжичжана успешный выход «Бедствия» уже был победой. Даже если власти захотят остановить показ, кинотеатры будут сопротивляться. Но формальности соблюсти нужно. Надо сохранить лицо — некоторые вещи можно делать, но нельзя говорить. — Джеймс считает, что нужно максимально мобилизоваться, и я с ним согласен — стратегию надо менять. Цзян Чжичжан пошутил: — Здесь очень чувствительное восприятие. Никто не должен публично оспаривать историю прототипа — это лишь подтвердит наши сомнения. — Нужно сохранять сдержанность и не подливать масла в огонь. Но свои интересы мы тоже должны отстаивать. Кинотеатры хотят зарабатывать, и у нас есть поддержка в разных сферах. Он подбодрил растерянного режиссёра: — Сейчас мы должны показать разочарование, беспомощность, даже гнев. Немного обиды не помешает. Пусть другие заговорят за нас. Вскоре команда «Бедствия» официально ответила: — Как художник, я глубоко переживаю, что моё тщательно созданное произведение столкнулось с таким жёстким вмешательством, и художественная целостность под угрозой. Но я понимаю силу реальности и полностью принимаю это. Цзяньчжэнь сохранил свою обычную учтивость, сдержанность и мудрость. — Я уважаю решение Китая. Сокращения нужны, чтобы фильм смог выйти на широкую аудиторию. Это не нарушило целостности картины... Это всё ещё полноценный фильм. — Суть фильма — в сложности человеческой природы, любви и предательства, а не в политических или исторических оценках. Цзяньчжэнь стремился вернуть обсуждение в русло искусства. Он продолжал придерживаться стратегии продвижения на материке: не касаться чувствительных тем, говорить только о «любви и жертвенности». Эта стратегия была успешной. Ранее она обеспечивала уважение фильма среди аудиторий с разными взглядами. Цзян Чжичжан тоже призвал к пониманию и уважению критики. — Мы готовы к худшему. Примем любой исход. — Думаю, независимо от результата, «Бедствие» изменило модель продвижения артхаусных фильмов. Команда «Бедствия» играла на двух картах: искусство и трагизм, намекая на сложность и риски творческой среды в китайском кинематографе. Однако обычно непобедимая стратегия на этот раз провалилась. Цзян Чжичжан быстро понял: игра в трагизм теперь превратилась в настоящую трагедию. Критика не утихла, а усилилась. — Кстати, Шэнь Шандэн снова оказался прав! — Сначала я не верил, но команда всё ещё оправдывается чувственностью и «необходимостью искусства». В чём проблема? Не в этом! Проблема в искажении героев и ценностей! Но это лишь доказывает, насколько вы расчётливы — не зря же вы голливудская команда! Когда Цзян Чжичжан обнаружил, что ранее доступные телефоны больше не отвечают, он понял серьёзность положения. Всё плохо! — Чёрт возьми! Джеймс Шеймус, наблюдавший за развитием событий на Гонконге, узнав о действиях Цзян Чжичжана, почувствовал, что небо рушится! Он срочно позвонил: — Ты вообще понимаешь, чем мы занимаемся? Брат, мы воюем! Ты что, думаешь, это просто фильм? Раньше Джеймс считал местных наивными, не понимающими сути игры. Теперь оказалось, что его партнёр такой же. Шэнь Шандэн уже перекрыл все пути отступления. Теория «похвалы и обучения» затыкала рот. Он ни разу прямо не ругал «Бедствие», а наоборот «искренне» выражал желание учиться у Голливуда. Поэтому любая попытка команды «Бедствия» отбиться аргументами о свободе творчества или подавлении инакомыслия выглядела жалкой. Ведь он «учится» у вас! Если вы выступите против — сами признаете, что ваши методы грязные и вы чувствуете вину. Теория «разделения команды» перекрывала путь для перекладывания вины. Шэнь Шандэн неоднократно подчёркивал: «Верю режиссёру Цзяньчжэню», возлагая вину на продюсерскую команду и систему интересов Голливуда. Теперь вся команда «Бедствия» оказалась под огнём, а режиссёр, наоборот, «защищён». Его даже могут пожалеть те, кто не в курсе. Теперь крайне сложно свалить вину на режиссёра или его художественные взгляды, потому что у Шэнь Шандэна есть ещё и «теория интересов», которая может подтвердить его версию. Роль Цзяньчжэня нейтрализована — втянуть его в контрнаступление невозможно. Исторические факты стали решающим ударом. Спокойным тоном он представил самое серьёзное обвинение. Подвиг Чжэн Пинжу и её семьи — неоспоримый факт. Любые попытки оправдать ценности фильма перед лицом железной исторической правды и национальных чувств кажутся легкомысленными и бессердечными. Это означало, что тщательно подготовленные аргументы команды «Бедствия» о «глубине человеческой природы» и «художественной адаптации» мгновенно превратились в насмешку. А теория «невозможности отказа от выгоды» была особенно жестокой. Анализ Шэнь Шандэна о том, что голливудские режиссёры не станут рушить свой рынок, а «Бедствие» — явно коллективный продукт, потому что один человек не стал бы так глупо рисковать, — это был смертельный удар! Он прямо обвинил продюсеров, а не режиссёра, в искажении истории ради выгоды. Джеймс Шеймус даже почувствовал в этом намёк на будущее: Шэнь Шандэн заранее отделил «команду» от «режиссёра», подняв вопрос до уровня системы интересов Голливуда. Ему дали лестницу. По мере развития событий Цзяньчжэнь, руководствуясь личной выгодой, может ли не дистанцироваться? Если режиссёр отречётся, это лишь подтвердит слова Шэнь Шандэна. Хуже всего — реакция местных властей. Если Цзяньчжэнь выберет разрыв, у них не останется сдержек, и команда может столкнуться с полным уничтожением. Более того, Джеймс Шеймус с отчаянием понял: даже если режиссёр откажется, результат будет плохим. Потому что это дополнительно подтвердит художественные взгляды Шэнь Шандэна, его статьи «Возвращение Венеции» и тезис «У слабой страны нет искусства». Тогда весь имидж окажется в руках Шэнь Шандэна. Все пути — от художественных оправданий до PR-стратегий и будущего — оказались перекрыты! Это ведь их любимые приёмы! Теперь они сами оказались в ловушке, не в силах ничего сказать! Как так получилось, что их собственные слова обратились против них? Выслушав анализ Джеймса, Цзян Чжичжан был потрясён! Он не ожидал, что этот иностранец понимает ситуацию лучше него. Он только начал изучать Шэнь Шандэна, а Джеймс уже полностью разобрался. — Чёрт возьми, Билли! Разве я не предупреждал тебя, что любая реакция только усугубит ситуацию? Ты должен был мобилизоваться, а не делать вот это! Джеймс Шеймус кричал в трубку. Он всю ночь искал выход, а теперь всё рухнуло! Цзян Чжичжан тоже разозлился: — Пошёл ты, Джеймс! Выпуск «Бедствия» здесь — не твоё дело! — Немедленно объявите о снятии фильма с проката — ещё не поздно, — сдерживая гнев, сказал Джеймс. Он понимал, что рынок материка растёт, и даже Цзян Чжичжан, пользуясь этим, теперь имел право так говорить. После ночи размышлений Джеймс пришёл к одному решению: снять «Бедствие» с проката! Так можно пожертвовать реальной выгодой, чтобы создать образ жертвы. Конечно, из‑за катастрофического PR‑менеджмента Цзян Чжичжана цепочка сломалась. Если сейчас снять фильм, это будет выглядеть как уступка общественному давлению, а не официальному. Если бы не эта ошибка, можно было бы сказать, что Шэнь Шандэн представляет Центральную киностудию. Но ещё не поздно. Можно изменить восприятие! Прошло меньше 24 часов с премьеры «Ду Гуна» — просто забудем о неудачной реакции и представим, что Шэнь Шандэн от имени Центральной киностудии атаковал «Бедствие», которое с трагизмом уходит с экранов. Так можно хоть немного спасти ситуацию и не отдавать всё в чужие руки. — Ёбаный ты кусок дерьма! — выругался Цзян Чжичжан. Как Джеймс Шеймус смог придумать такой разумный и гениальный ход? Потому что его собственные интересы не пострадают! План действительно хорош — но Цзян Чжичжан понесёт огромные убытки. — Я — официальный дистрибьютор «Бедствия» на материке! Услышав это, Джеймс ещё больше разозлился. Хотя его Focus Features уже заработала на европейском и американском рынках, разве Цзян Чжичжана не мог подумать о большой картине? У Цзян Чжичжана был свой план. Плакать. Пойти вместе с режиссёром к властям и плакать. — Плач — это тоже время! 5 ноября, рано утром. Шэнь Шандэн жёстко проучил «плохую женщину» за то, что Фань Бинбинь в интервью намекнула, будто их связывают лишь рабочие отношения. Только что похвалил — и сразу перестала бояться? Фань Бинбинь жалобно скулила: — Я виновата, я виновата! Кто же знал, что ты такой сильный... Я же слабая девочка. — А? — Я плохая женщина! Только тогда Шэнь Шандэн кивнул. Фань Бинбинь не была трусихой — просто она не могла выдержать такой бури. — «Бедствие» уже все атакуют. Может, хватит? Я слышала... ну, просто слышала... если ты остановишься, в следующем году «Золотой конь» и «Золотой цветок» могут дать тебе приз за лучший дебют. И по другим номинациям можно договориться. Всё можно обсудить. — «Золотой конь»? Да это дикая лошадь! Шэнь Шандэн презрительно отмахнулся, но сразу понял: «плохая женщина» хочет выступить посредником и заработать на разнице. Он тут же схватил её за горло и жёстко «допросил». — Ууу... прости, я правда виновата. Плохая женщина действительно виновата. Фань Бинбинь судорожно дышала. Казалось, она сейчас развалится. После «физической коррекции» Шэнь Шандэн задумался: что дальше? Остановиться и получить входной билет в индустрию? Или нажать на газ до упора и разогнаться до 180, сметая всех на пути? — Сяо Шэнь, послушай меня, — позвонил Хань Саньпин, чтобы «посоветовать»: — Больше не трогай «Бедствие»! Если будешь продолжать, киноуправление станет слишком активным, а команда «Бедствия» будет страдать ещё сильнее. — Сегодня утром собрались, и руководители, поддерживающие «Бедствие», строго тебя раскритиковали: «В таком молодом возрасте уже такой консерватор!» Если ты сделаешь ещё что‑то, им придётся нести ответственность. Остановись! — Директор, вы правы. Я устал! — Шэнь Шандэн с готовностью согласился. Хань Саньпин вздохнул: — Ладно. Хотя на твоём месте я бы не смирился. Конечно, я не хочу сказать, что ты хуже своего героя‑евнуха. — ... Кулаки Шэнь Шандэна сжались! Конечно, он и не собирался прощать «Бедствие». Нужно добивать врага, пока он не оправился, а не славиться милосердием, как Басю! По отношению к врагам не нужно проявлять сочувствие — бей пощёчинами! В полдень Шэнь Шандэн ничего особенного не делал — просто «случайно» встретил журналиста. — Шэнь дао, как вы относитесь к заявлению команды «Бедствия», что они «готовы к худшему»? — Я хочу учиться! Хочу учиться! — Чему? — Умению получать выгоду и при этом делать вид, что страдаешь! Какой маркетинг! Журналист спросил дальше: — А как вы относитесь к призыву режиссёра Цзяньчжэня вернуться к искусству? — Режиссёры тоже под властью капитала, — вздохнул Шэнь Шандэн, а затем добавил: — Ах да, и этому я тоже хочу учиться. Именно этому. Он снова начал «ах да, да, да», снова «хвалить». Но своим личным участием он подлил масла в огонь уже бушующей общественного мнения. Сторонники «Бедствия» чуть не лопнули от злости! Шэнь Шандэн был слишком коварен! Его вежливые заявления не давали возможности обвинить его в «популизме» или «радикализме». Он ведь «хвалил»! Хвалил Голливуд, уважал режиссёра, рассказывал факты, говорил об индустрии. Как горько, как невыносимо! Главный щит — свобода творчества и теория человеческой природы — теперь бесполезен. — Это всё? Шарль Перик со злостью ударил кулаком по столу — и тут же запрыгал от боли. Шэнь Шандэн действительно создавал целую систему — у него были карты на все случаи. Основная линия, побочные сюжеты — любая комбинация одновременно бьёт «Бедствие», защищает ценности, продвигает фильм и укрепляет личный имидж. Победа! Только победа! 6 ноября. — Всё кончено! Цзян Чжичжан тоже прилетел на Гонконг. Не спрашивайте почему. Просто скучал по дому. Цзян Чжичжан знал: всё кончено. Джеймс напомнил: — Пока официального решения нет. — Его и не будет. Только устные указания, — ответил Цзян Чжичжан. — Именно это я и имею в виду. Сейчас мы можем объявить о снятии фильма. — Нельзя! А как же те, кто нас поддерживает? Цзян Чжичжан не сдавался: — Даже если снимать, это начнётся завтра и займёт две недели, может, месяц. Я всё равно заработаю. Такие дела оформляются как «корректировка», а не полный запрет. Не все кинотеатры и города прекратят показ одновременно. Сначала уведомления получат основные города — Пекин, Шанхай, Гуанчжоу — и там «скорректируют» график. Некоторые кинотеатры сократят сеансы или временно приостановят показ, особенно в прайм‑тайм. Во второстепенных городах показ может продолжаться, но основные кассовые рынки резко охладеют. К моменту полного снятия «Бедствия» уже соберёт несколько десятков миллионов. — ... — Джеймс велел ему не питать иллюзий: — На Гонконге ты уже заработал — побил рекорды. Забудь про других, спасай себя. — Тебе много денег? — парировал Цзян Чжичжан. — Это не твои деньги и не твои связи — тебе всё равно?! Джеймс прямо сказал: — Подумай лучше о своём будущем. Цзян Чжичжан занервничал. Джеймс пояснил: — Сейчас снятие фильма — это реакция на индустрию и общественность. Понимаешь? Наши линии обороны — международный нарратив, авторитет режиссёра, художественные цели — все разрушены. — Режиссёр отделится. В худшем случае... всех продюсеров занесут в чёрный список. Нас ждёт полное уничтожение. Цзян Чжичжан хотел возразить, но понял: этот иностранец лучше него знает землю под ногами. — Мы ведь... просто ведём бизнес, — побледнев, пробормотал он. Джеймс посмотрел на него: — Так ли это? 7 ноября. Днём команда «Бедствия» провела пресс‑конференцию. — Мы... совершили ошибку. Реакция Цзян Чжичжана была самой драматичной. Этот бывалый продюсер задрожал перед камерами и даже заплакал. Он стоял перед объективами, сдерживая дрожь в голосе, с покрасневшими глазами. Помолчав, будто собираясь с духом, он с трудом произнёс: — Поэтому мы решили добровольно снять «Бедствие» с проката с сегодняшнего дня. — Он не понял, что ошибся. Он понял, что ему конец, — спокойно прокомментировал Шэнь Шандэн, глядя на телетрансляцию. Чжоу Цифэн доложил: — Кинотеатры сообщают: предпродажи «Ду Гуна» взлетели! Предлагаем выйти на экраны раньше! Шэнь Шандэн в полной мере ощутил кайф от контроля над нарративом. Победа в общественном мнении — победа в реальности. Он был на высоте. Хотя он понимал: это лишь временная карта. В общей слабой позиции всё это скоро забудут. — Тогда выводим! Но этот миг сияния важен. Ночь становилась глубже. Шэнь Шандэн смотрел в окно на мелькающие неоновые огни. До Олимпиады оставалось всё меньше времени, и строительство входило в финальную фазу. Весь город работал как единый механизм, наполненный напряжением и азартом. В девять вечера команда «Ду Гуна» официально объявила о переносе премьеры на 8 ноября, на девять утра по всей стране. В 21:30 короткое заявление от Шэнь Шандэна, как капля воды в кипящее масло, мгновенно взорвало медиапространство. В нём было всего два предложения: — От имени китайских кинематографистов и нового поколения режиссёров я беру дату проката под контроль! — «Бедствие» уходит с экранов — «Ду Гун» выходит! Некоторые СМИ были шокированы, другие — в восторге, третьи — в ужасе. А у некоторых психика не выдержала! Разве все не понимают, что ты имитируешь церемонию передачи Гонконга, отдавая приказ? Кому ты приказываешь? Какие намёки даёшь? Разве все не слышат твой собачий свист? Это заявление безразлично для людей, но мучительно для собак. Шэнь Шандэн смотрел в окно, думая, где он был в прошлой жизни. Кажется, тоже гнал сроки. Экран его телефона мигал от бесчисленных пропущенных звонков и сообщений. В уголках его губ заиграла холодная усмешка. — Одинокий герой эпохи? — Тогда пусть этот героизм станет ещё яростнее, — тихо пробормотал он. Настоящее удовольствие только начинается! Даже если это временная карта, он хочет насладиться ею в полной мере. Он знал: режиссёр говорит через свои фильмы. Кассовые сборы «Ду Гуна» определят, насколько высоко сможет взлететь Шэнь Шандэн и как далеко пронесётся его нарратив. Завтра, когда взойдёт солнце, эта буря, поднятая им лично, оставит неизгладимый след в истории китайского кинематографа, доказав, что он здесь был. 8 ноября. Четверг, девять утра. «Ду Гун» занимает дату проката «Бедствия» и выходит на экраны за день до запланированного срока по всей стране!