Верховный Маг — Глава 241

Пока с неба один за другим обрушивались молнии, на земле разворачивалась гонка заклинаний — гонка за выживание. Эволюционировавшие Щёлкуны отчаянно удерживали защиту, а Лит прилагал не меньше усилий, чтобы её разрушить. Несмотря на то что Лит сражался в одиночку, бой шёл на равных. Молнии были не единственной угрозой — ещё опаснее оказались ударные волны, которые они порождали. Преторианцы ослепли, оглохли и получили тяжёлые ранения. В отличие от своей королевы, они не могли исцелять себя с помощью светлой магии. Кроме того, следуя инстинктам, они всеми силами прикрывали её. Лит воспользовался этим и поочерёдно атаковал каждого из них, каждый раз оставляя без защиты другого врага в момент удара молнии. Облако, вызванное Литом, было небольшим — оно успело породить лишь дюжину молний, прежде чем вернуться в обычное состояние. Однако последствия оказались разрушительными: один из преторианцев погиб, другой корчился в агонии, а третий получил серьёзные увечья. Используя их слепую преданность, Лит также уничтожил Щёлкунов-вылупышей, откликнувшихся на зов королевы, сбросив их прямо в эпицентр бури. Как только молнии прекратились, Лит выскочил из ямы и бросился к врагам на полной скорости. Его тело наполнилось воздушной магией, и он превратился в размытое пятно. Волшебные кристаллы, встроенные в полуторный меч, уловили часть заклинания, и вокруг лезвия образовался небольшой вихрь, потрескивающий молниями. Мать-Родительница отреагировала на шум, возведя вокруг себя земляной щит. Органы чувств Щёлкунов всё ещё были оглушены грозой, и их действия оказались несогласованными. Когда последний оставшийся в живых преторианец понял, что происходит, Лит уже отсёк голову своему корчащемуся товарищу — чтобы Мать-Родительница не смогла его восстановить. Преторианец завизжал, зовя на помощь, и бросился в бой со всей оставшейся силой. Все камни и обломки, накопленные при сдерживании грозы, полетели вслед за Литом, повторяя каждое его движение. Лит начал выбиваться из сил. Его мышцы ныли от постоянных рывков, а разум терял концентрацию. Использование сразу нескольких мощных заклинаний дало о себе знать. Хуже всего было то, что чем ближе он подходил к преторианцу, тем точнее тот управлял обломками, делая невозможным уклонение от всех атак. Лит мог лишь отбивать удары, направленные в жизненно важные органы, а остальные — принимать на себя. Он применил земное слияние, чтобы смягчить урон, и световое слияние — чтобы начать исцеление сразу после получения ран. Когда Лит приблизился достаточно, Щёлкун прервал одно заклинание и выпустил другое. Из земли вырвались восемь гигантских паучьих лап из камня и атаковали его со всех сторон. Каждая заканчивалась остриём и была направлена прямо в сердце, чтобы пронзить его насмерть. — Чёрт возьми, как же я глуп! — подумал Лит. — Надо было понять, что первое заклинание — всего лишь отвлекающий манёвр. У меня нет времени на «Миг». Он напитал себя и меч воздушной магией и ринулся вперёд, навстречу ближайшему острию. Горизонтальным взмахом он попытался использовать силу удара, чтобы в последний момент изменить траекторию и избежать превращения в шашлык. К его удивлению, лезвие не отскочило от шипа — оно рассекло камень, будто тот был бумагой. Преторианец внезапно испугался так же сильно, как Лит обрадовался. — Это не меч. Это шедевр! — воскликнул Лит от неожиданного поворота событий. Щёлкун остался беззащитным. Точное плетение и управление заклинанием потребовали от него всех сил и не оставили времени на запасной план. С последним рывком Лит оказался перед преторианцем и нанёс серию стремительных ударов. Первый отсёк передние лапы, пытавшиеся защитить голову. Второй расколол голову пополам, а третий отделил её от тела. Лит продолжил мчаться вперёд, увеличивая дистанцию между собой и Матерью-Родительницей, и активировал «Бодрость» сразу после остановки. Мать-Родительнице потребовалось всего пара секунд, чтобы понять, что молний больше не будет, но к тому моменту, как она опустила щит, всё уже закончилось. Она использовала «Бодрость», чтобы залечить многочисленные раны и восполнить запасы маны. Заметив Лита, она приготовилась парировать любую атаку, которую он мог замыслить. Однако Лит стоял неподвижно, и его ухмылка с каждой секундой становилась всё шире. — Ты и правда глупа, — сказал он с жестокой насмешкой. — Впитывать мировую энергию — отличная идея. Жаль, что в эту игру могут играть двое, и я начал раньше тебя. Мать-Родительница прокляла собственную глупость — это был её первый бой с Пробуждённым. С помощью «Жизненного Зрения» она убедилась, что Лит не лгал: он восстанавливался быстрее, чем она могла себе позволить. Его преимущество во времени позволяло атаковать раньше, чем она вернётся в полную боевую форму. — Отличная идея! — продолжал он издеваться, заметив её светящиеся глаза. Слова не тратили ману, так что это была единственная атака, которую он мог использовать, не мешая восстановлению. — Уверен, что непрерывная трата маны совсем не замедлит тебя. Мать-Родительницу взбесила дерзость Лита, но ещё больше она боялась того, что случится, если хоть на миг отвлечётся от его движений. В отличие от него, она не умела использовать «Миг». Она также заметила, как легко кусок металла в его руках рассекал даже её сильнейшего миньона. Ей хватило бы одного удара, чтобы убить его, но и он мог сделать то же самое. Мать-Родительница ринулась вперёд, заставив его прекратить использовать «Бодрость» — и тем самым сыграв ему на руку. «Жизненное Зрение» давало ей лишь смутное представление о силе Лита. В конце концов, он чуть не убил её уже не раз. Она была уверена, что он как минимум не слабее её. Благодаря чувству маны Солюса Лит знал, что даже в лучшей своей форме он слабее её — но она этого не знала. Его тело до сих пор не оправилось от попытки спасти жизнь Защитника. Лит манипулировал её страхами так, чтобы она начала восстанавливаться позже него и прекратила раньше, вынудив сражаться на равных. Физически Мать-Родительница превосходила его, но Лит был гораздо опытнее в использовании всех стихий. Её передние лапы не раз сталкивались с его мечом, отбрасывая его в сторону. Сила, скорость и выносливость были на одном уровне — Мать-Родительница слишком боялась прекратить использовать «Жизненное Зрение». Однако Литу пришлось перейти в защиту. Пока его противник мог блокировать лапами и атаковать когтями, у Лита был только один меч. Его кинжалы имели меньший радиус действия, чем её пальцы, да и обеими руками он едва справлялся с её мощными ударами. Они были слишком близко для заклинаний. Если бы кто-то из них хоть на секунду замешкался, другой успел бы нанести как минимум три удара. Вскоре Лит покрылся поверхностными ранами на голове, плечах и руках. Мать-Родительница начала привыкать к его посредственному фехтованию и атаковала когтями каждый раз, когда её лапы сталкивались с мечом. Удар оглушал его на долю секунды — но этого было достаточно. Лит изменил тактику и напитал полуторный меч не воздушной, а тёмной магией. Лезвие почернело, и на его поверхности появились мелкие вихри. Ему не нужно было «Жизненное Зрение», чтобы понять: шедевр Ориона с каждой секундой высасывал силы врага. Достаточно было взглянуть на её испуганное лицо. Каждый раз, когда тёмное лезвие сталкивалось с её каменными лапами, те трескались, и часть её жизненной силы переходила к Литу. Равновесие медленно склонялось в его пользу. Она понимала: чем дольше продлится бой, тем слабее она станет. Впав в ярость, она атаковала всё быстрее и быстрее, надеясь, что он ошибётся, не выдержав темпа её многочисленных конечностей. Вскоре Литу снова пришлось сосредоточиться только на защите — атаки Матери-Родительницы были слишком быстры и слаженны для его уровня. На теле появились новые, более глубокие порезы, но он не переставал ухмыляться. — Даже такое чудовище, как ты, не осмелилось бы смеяться над собственной смертью! Во время боя королева Щёлкунов заметила необычный запах Лита: отчасти человеческий, отчасти звериный, отчасти от Отродья — и совершенно неестественный. «Я смеюсь над твоей смертью!» — мысленно ответил он и выпустил все девять заклинаний, накопленных в кольцах. Огненные шары, молнии, «Стрелы Чумы» и полностью заряженные «Копья матча» ударили в неё в упор, когда она протягивала левую руку к его правой. Молнии оглушили её, тёмные снаряды высасывали жизненную силу, а сосульки терзали тело. Взрывы огненных шаров отбросили её назад, но не раньше, чем её когти отсекли доминирующую руку Лита у самого плеча. Мать-Родительница получила тяжёлые ранения, но не погибла. Теперь, когда Лит лишился меча, она была уверена, что получит преимущество, как только её тело снова сможет двигаться. Но тут она увидела это. Из отсечённой руки Лита и из плечевого сустава вместе с брызгами красной крови вырвались чёрные щупальца и втянули конечность обратно на место. Плоть слилась так, будто раны и не было. Лит был так же ошеломлён, как и Мать-Родительница. Он уже видел, как Валоры Балкора подобным образом присоединяли конечности. Но в отличие от них, ему потребовалось световое слияние, чтобы закрыть рану и остановить кровотечение. Рука вернулась на место, но была бесполезна. Кости, нервы и сосуды всё ещё восстанавливались. Лит не чувствовал её — она была мёртвым грузом. Мать-Родительница этого не знала, и надежда покинула её. Только теперь она осознала, что её тело уже не спасти. Электричество молний временно оглушило её, но не лишило возможности двигаться — иначе предыдущая гроза убила бы её. Онемение просто не дало ей заметить, что несколько ледяных копий пронзили и её человеческое, и паучье тело, повредив лёгкие и внутренние органы. Она закашлялась кровью, чувствуя, как жизнь медленно покидает её. — Пожалуйста, пощади, — взмолилась она, и из всех восьми глаз потекли слёзы. — Ты могущественный маг. Ты можешь исцелить меня. Ты же знаешь, как редки мы, Пробуждённые. Нам не следует убивать друг друга. Лит с отвращением цокнул языком и переложил меч из правой руки в левую. Мать-Родительница узнала в нём себе подобного. Ему не нужны союзники — только слуги. — Если ты пощадишь меня, я клянусь посвятить тебе всю свою жизнь. Я приму любую форму, какую пожелаешь, стану женщиной твоей мечты. Я буду твоей любовницей, рабыней — кем угодно! Только не убивай меня! Лит вонзил меч ей в голову, используя тёмную магию, чтобы уничтожить последнюю искру жизненной силы. «Не могу поверить, что она осмелилась просить пощады. Рабыня мне сдалась — убила бы меня, как только восстановила силы», — подумал Лит, убирая труп в карманное измерение. «Что ты собираешься делать с её останками?» — спросил Солюс. «Использовать как ингредиенты, продать или оживить как высшего нежитого. Ещё не решил». Профессор Фарг наблюдала за всем боем с самого начала. Изобретательность обеих сторон не раз оставляла её без слов. «Боги правы, даже со всем моим снаряжением я не уверена, что смогла бы победить кого-либо из них без подкрепления. Мать-Родительница была хитрой, а четверо преторианцев прикрывали её слепые зоны, не оставляя ни единой бреши. Фехтование Лита, в лучшем случае, посредственное, но он жестокий, коварный и хваткий авантюрист. У него явно огромный опыт в использовании истинной магии — такой трюк с грозовым облаком невозможно импровизировать. В очередной раз леди Тирис оказалась права. Лит из Лутии — не человек. Я должна показать ей этот бой, особенно момент, когда рука сама вернулась на место. Его существование выходит за рамки моего понимания». Лит снова активировал «Бодрость», время от времени оглядываясь. Немногие выжившие Щёлкуны были лишь вылупышами, и со смертью королевы у них пропало желание сражаться. Он собрал также трупы преторианцев, надеясь, что они ещё что-то стоят — хоть как трофеи, хоть как ингредиенты. Затем вернулся к яме. Пламя уничтожило всё, оставив лишь пепел. Лит не был верующим, но молча помолился за погибшего друга. Он не мог отомстить за смерть Защитника и не мог вернуть его к жизни. Чувство бессилия тяжким грузом легло на его сердце. — Прощай, старый друг. Спасибо за всё, что ты сделал для меня и всему, чему научил. Обещаю заботиться о твоей семье, как о своей собственной. — Ну-ну-ну, да кто это тут у нас? — раздался женский голос позади. — Мне, пожалуй, стоит обидеться. От более чем одного надёжного источника я слышала, что ты пролил немало слёз по Защитнику… но ни одной — по мне. Лит обернулся и тепло улыбнулся Калле.