Верховный Маг — Глава 244

Скарлетт тоже узнала признаки мировой скорби. Это напомнило ей слова Тирис, и по спине пробежал холодный мурашек. «Чёртова неудача! Мне мало того, что приходится сражаться со Стражем, так ещё и проходить скорбь одновременно. Не знаю, чего от меня хочет этот мир, но мои шансы погибнуть только что удвоились. Даже если Салаарк не убьёт меня, мир сам прикончит, стоит мне провалиться. Эх, поздно теперь сожалеть!» Скарлетт отбросила страх смерти и ринулась вперёд. Её тело начало раздуваться и меняться, увеличившись вдвое. Шерсть превратилась в красные чешуйки, толстые, как щит, а на спине скорпикора выросли крылья, покрытые перьями. Морда стала огненно-серой плитой — видны остались лишь глаза. Грива Скарлетт вспыхнула бушующим фиолетовым пламенем, достаточно горячим, чтобы превратить песок в стекло. Интерес Салаарк был пробуждён, но она не впечатлилась. Изменения во время скорби были лишь внешними — они указывали на природу будущего Стража. Увы, сила скорпикора не возросла. Скарлетт соткала сразу десять заклинаний и обрушила на противника стихийный шквал. Земля вздыбилась, песок превратился в шипы и атаковал Стража со всех сторон. Из-под земли вырвались огромные руки и вдавили Салаарк в яму, внезапно открывшуюся под её ногами. Единственная надежда Скарлетт состояла в том, чтобы комбинация заклинаний поглотила и засыпала Стража достаточно надолго, чтобы она успела лишить жизни Балкора. С небес на Салаарк обрушился град молний и льда, тьма окутала её, высасывая силы, а из траншеи под ногами вырвалась раскалённая лава. Салаарк осталась невозмутимой. Все атаки Скарлетт были нейтрализованы одним взмахом её руки: шипы и руки превратились обратно в безвредный песок, а яма закрылась. Белое пламя окружило её тело, рассеяло тьму, поглотило молнии и испарило лёд. Несмотря на все усилия Скарлетт, муравей всё равно оставался муравьём. Скарлетт собрала всю оставшуюся ману для последней атаки. Целые дюны взмыли в воздух и превратились в огненные чёрные метеориты размером с двухэтажный дом. Каждый из них обладал разрушительной мощью, достаточной, чтобы превратить город средних размеров в кратер. Они все обрушились на Стража, вынудив её поднять обе руки, чтобы отразить удар. Салаарк была поражена боевым мастерством Скарлетт. «Какой хитрый противник! Если я хоть один из этих пропитанных тьмой метеоритов пропущу или отклоню, она наверняка направит его в племя Забытого Пера. Больше играть нельзя — пора всерьёз взяться за дело!» Боевой клич Салаарк прозвучал, как визг орла. Её белая аура расправилась крыльями и озарила окрестности ослепительным светом. Любой другой подумал бы, что среди них сошла богиня света. Однако племя Забытого Пера знало лучше. Они упали на колени, прижав лбы к песку, и начали поклоняться Благодетелю. Белое пламя и чёрные метеориты сражались целую секунду, прежде чем свет поглотил всё на своём пути. Салаарк с изумлением посмотрела на свои ладони. Даже в человеческом облике она оставалась фениксом, но её руки были покрыты ожогами третьей степени и кровоточили из нескольких ран. — Ты напала на меня, зная, кто я, и честно заставила меня страдать. Ты заслужила моё уважение. На этот раз я отпущу тебя, но если осмелишься напасть снова — уничтожу. Убирайся! — Салаарк открыла Шаги Искривления и швырнула измождённого скорпикора внутрь. У Скарлетт едва хватало сил стоять, поэтому она не сопротивлялась. Она оказалась в лесу, окружающем Академию Белого Грифона. «Проклятая Салаарк! — мысленно выругалась она. — Как Стражи могут быть такими надменными и самовлюблёнными? Но её сила далеко превосходит мою — вторая попытка будет самоубийством. Пора прекратить тратить время на людей. Совет бесполезен, Стражи ненадёжны. Если я хочу справедливости, мне нужно самой обрести силу, чтобы взять её!» *** Когда Лит вернулся в академию, его мир всё ещё был перевёрнут. Гнев из-за лжи Солюса и растерянность от предательства их абсолютной связи боролись в его голове на равных. Он уже не знал, что думать и что делать. Он перестал скорбеть по Защитнику с того момента, как принял его смерть — ещё до отъезда из дома Эрнас. Поездка к могиле помогла Литу справиться с чувством утраты и признать своё поражение. Поэтому ничто не мешало ему злиться на так называемого старого друга за манипуляции. Но всё произошло слишком внезапно — ему требовалось время, чтобы осмыслить откровение. Лит отправился в комнату Флории, чтобы вернуть полуторный меч. Та была потрясена, увидев его изорванную форму. Левый рукав почти превратился в лохмотья, и лишь магия самовосстановления ткани едва удерживала его от полного распада. Флория заметила: несмотря на весь урон, нанесённый магической ткани, сам Лит выглядел совершенно невредимым. Ни царапины, полон энергии — но глаза его были мёртвыми. Он смотрел не на неё, а куда-то сквозь неё. Его голос был плоским, разум — далеко, в плохом месте. — Передай от меня благодарность твоему отцу. Этот меч — настоящее произведение искусства, — сказал он, протягивая оружие обеими руками. — Обязательно, — кивнула она. — Что-то случилось? Может, поговорить? — Многое, но ничего, чем я хотел бы делиться. Прости. Нам придётся отложить нашу встречу. Мне нужно побыть одному и подумать. Последующие дни стали худшими в жизни Лита с тех пор, как он возродился в новом мире. До встречи с Солюсом он был по уши в собственном личном аду. Его новая семья казалась ему чужой, но он сумел принять, что он — своего рода монстр, которому всю жизнь придётся притворяться. Его истинная личность, прошлое — всё это было не для чужих ушей. Он смирился с тем, что обречён быть одиноким даже среди людей — тенью в мире света. Но встреча с Солюсом дала ему надежду. За последние восемь лет он ни разу по-настоящему не был один. Тот был постоянным присутствием в его жизни с самого пробуждения по утрам. Иногда он даже появлялся в его снах. Сначала Лит боялся его вторжений в мысли, бесконечных вопросов о нём и его поступках. Но со временем их связь углубилась больше, чем он мог представить. Солюс был единственным, кто знал его по-настоящему — тем, с кем он мог делиться самыми тёмными и сокровенными тайнами без страха осуждения. Всякий раз, когда Литу было тяжело — будь то принятие новой семьи или жизненные трудности, — тот всегда был его опорой. С каждым преодолённым испытанием его жизнь становилась легче, но бездна внутри него росла, становясь всё глубже и голоднее. В конечном счёте, всего, чего он добился, он получил упорным трудом, обманом и иногда убийствами. Могар, новый мир, мало чем отличался от Земли. «Каждый сам за себя» и «сила побеждает всё» — вот неписаные законы, которым все следовали. Солюс был его моральным компасом: он часто ставил под сомнение решения Лита, заставляя задумываться о последствиях, но в итоге всегда оставался на его стороне. Теперь они были разделены. Связь их разумов молчала — оба не хотели делать первый шаг. Солюс по-прежнему терзался раскаянием за свою ложь, живя в постоянном страхе, что навсегда разрушил их связь. Отрезав себя от жизни Лита, он пытался искупить вину и дать тому время обдумать всё без постороннего влияния. Что до Лита, он с каждым днём всё больше тосковал по голосу Солюса в своём сознании, по его тёплому сочувствию ко всем тайнам и жертвам, которые он ежедневно нес на себе. Прятаться на виду, лгать даже собственной семье — всё это было терпимо, пока тот был рядом. Солюс знал правду и поддерживал его на каждом шагу. Но Лит не мог простить его и не хотел возвращаться к прежней рутине, делая вид, что ничего не произошло. Эта ситуация разрывала его на части — будто солнце навсегда закрыла тень затмения. Оно всё ещё было там, но он больше не ощущал его тепла и света. Больше всего его мучило то, что он злился на Защитника почти так же сильно, как и на Солюса. «Проклятый Защитник! Как он мог так поступить со мной? Или с ним? Любить меня, как сына, — чушь собачья! Его глупое решение поставило нас друг против друга. Из-за него я оплакивал его, как дурак, пересматривал всё, что сделал, и чуть не раскрыл свою тайну семье!» За это время Лит осознал, насколько зависим стал от влияния Солюса в повседневной жизни. Без его постоянного успокоения ярости и заполнения пустоты, которую он ощущал, Лит становился всё холоднее и отстранённее. Вне занятий он проводил почти всё время в одиночестве. Даже его оценки начали падать, хоть и медленно. Дело было не только в чувстве предательства. Он слишком привык обсуждать любую проблему с Солюсом, и вынужденность делать всё в одиночку лишь усиливало ощущение утраты. После нескольких неудачных попыток подойти к нему Фрия, Квилла и Юриал решили, что лучше дать ему пространство. Они думали, что ему трудно принять увиденное в шахтёрском городке. Лит едва разговаривал с ними, а когда говорил — в голосе слышалось плохо скрываемое раздражение. «Если Солюсу нельзя доверять, значит, нельзя доверять никому», — всё чаще повторял себе Лит. Только Флория не отпускала его, сколько бы раз он ни отталкивал её. Она приходила к нему в комнату, иногда они часами сидели молча, каждый занимаясь подготовкой к завтрашним занятиям. Она не давила, не требовала откровений. Её надежда заключалась в том, что её присутствие поможет Литу понять: он не один. Если ему понадобится помощь — стоит лишь попросить. Лит был благодарен ей. Флория стала первым человеком в новом мире, кто подошёл к нему без скрытых мотивов. Её интересовал не столько его потенциал, сколько он сам. Её забота и преданность были единственным светлым пятном в его положении. Но в то же время это усугубляло всё — заставляло осознавать, что она всего лишь юная девушка. Сколько бы он ни хотел разделить с ней своё бремя, он просто не мог. Прошла неделя. Настроение Лита с каждым днём ухудшалось. Иногда он даже обедал в своей комнате, лишь бы не сталкиваться с товарищами. Его отношения с Солюсом зашли в тупик, да и он так привык обсуждать с ним всё, что в последние дни часто по привычке устанавливал связь разума — лишь чтобы тут же её разорвать. Тем утром, до того как прозвучал гонг, возвещающий начало первого занятия, голографическое изображение Линьджоса появилось во всех классах и отделениях. — Дорогие студенты, у меня важное объявление, — голос директора был твёрдым, но он выглядел измождённым. Под глазами залегли тёмные круги, и, несмотря на то что ему было всего за тридцать, волосы уже начали седеть. — В этом году произошло много событий — хороших и плохих. Все академии потеряли сотрудников из-за нападения Балкора, что ещё больше задержало наши занятия. — Чтобы дать всем возможность оплакать близких и в знак уважения к тому, что вы пережили, Корона постановила отменить в этом году третий экзамен. Ваши оценки будут зависеть исключительно от ежедневной оценки за третий триместр. — Итоговые рейтинги объявят в последний день академии, но вы уже сейчас можете узнать свою оценку по конкретному предмету, спросив у ответственного профессора. Если по какой-либо причине вы не удовлетворены результатом, вы можете подать заявку на практический тест для пересмотра оценки. — Учтите: профессора вправе как повысить, так и понизить вашу оценку, если вы решите сдавать такой тест. — До зимних каникул осталось всего две недели. Вы можете назначить тест в любое время до этого срока. Хорошего дня. Группа Лита покинула академию на утренние занятия в сопровождении профессора Железного Шлема. Лит был доволен таким поворотом событий: ему не хотелось снова присматривать за товарищами или притворяться, что его волнуют уроки, которые Линьджос собирался читать другим студентам. Каждый день без Солюса был пыткой. Он чувствовал, как его ярость и ненависть растут безгранично. Требовалась вся его сила воли, чтобы не сорваться при малейшем раздражителе. Лит знал: рано или поздно ему придётся окончательно поговорить с ним. Держать Солюса на расстоянии было бесполезно. Напротив, пустота, оставленная его отсутствием, постоянно напоминала, что Литу нужен Солюс как личность — даже больше, чем способности, дарованные их связью. Он уже дошёл до того, что едва замечал Флорию. Если бы вся академия взорвалась у него перед глазами, Лит даже не моргнул бы. Он с нетерпением ждал зимних каникул — трёх месяцев, которые наконец будут принадлежать только ему.