Единственное солнце китайской индустрии развлечений — Глава 88

Глава 87. В тот день, когда я стану Великим Западным Царём, буду действовать по обстоятельствам! Порталы взорвались! Шэнь Шандэн был настоящей ходячей машиной по генерации трафика. Какая разница, какую вы занимаете позицию — хватайте тему, пока горячо! Заголовки становились всё громче и громче. Sohu Entertainment: «Шэнь Шандэн в ярости: „Бедствие“ принуждает к усыновлению!» К статье прилагалась фотография: Шэнь Шандэн, засунув левую руку в карман, стоит под углом сорок пять градусов, на фоне — ошеломлённые журналисты. Sina Entertainment: «Шэнь Шандэн открывает огонь: „Искусство лживо? Кассовые сборы „Ду Гуна“ раздавят все сомнения!“» NetEase: «„Принуждает к усыновлению!“ — что скрывается за этими словами? Окончательная тревога местного кинематографа перед глобальным нарративом?» Остров Гонконг. Кабинет Цзян Чжичжана. Безумие! Увидев заголовки, Цзян Чжичжан едва не вылил себе на рубашку только что проглотивший женьшеньный чай. Сердце колотилось, как барабан. — С ума сошёл?! Да он псих! Как он посмел?! Зазвонил телефон. Звонки посыпались один за другим: от гонконгских инвесторов, контрагентов с материка — одни требовали объяснений, другие осторожно выведывали позицию, третьи уже присылали уведомления о разрыве сотрудничества. Если Шэнь Шандэн действительно публично выдал такую фразу, все задавались вопросом: это было намеренно или случайно? Может, кто-то ему что-то подсказал, раз он пошёл на такой шаг? Даже если это личная инициатива, она неминуемо втягивала его обратно в лучи софитов, ставя на публичный суд и приговаривая к казни. Ещё страшнее было то, что если кассовые сборы «Ду Гуна» продолжат расти без спада, остановить его будет невозможно. Не только позиция Шэнь Шандэна станет незыблемой — по мере роста популярности фильма эта касса превратится в общественное мнение, и тогда последствия станут куда опаснее. К тому времени даже его личные поступки перестанут быть личными. Умные уже начали резать связи; те, кто посообразительнее, бежали, не оглядываясь. Но нашлись и такие, кто всё ещё надеялся на удачу и хотел проверить, какую позицию займёт Цзян Чжичжан. Цзян Чжичжан с трудом сдерживал ярость. Раз уж всё уже случилось и он уже высказался — что теперь сделаешь? Но когда подчинённые доложили, что в кинотеатрах материкового Китая внезапно начались плановые проверки пожарной безопасности, нервы Цзян Чжичжана окончательно сдали. — Найдите Шэнь Шандэна! Больше ничего не говорите! Готовы обсуждать всё, что угодно! Пусть звонит Цзяньчжэню! Пусть звонит этому чёртову Джеймсу! Меня просто развели! Подслушавшая разговор Тан Вэй не смогла сдержать слёз. Ещё несколько дней назад она была на вершине славы, а теперь будто оказалась в ловушке без выхода. — Всё будет в порядке, мистер Цзян обязательно меня прикроет, — прошептала она, постепенно возвращая себе веру. — Это не имеет ко мне никакого отношения… Я всего лишь актриса. В голове мелькнул образ премьеры: она оглянулась на зал, не желая уходить. Ей так надоели безвестность и нищета. Номер в отеле. — Как он мог так сказать? Как вообще можно так говорить?. Цзяньчжэнь покраснел от возмущения, но в итоге без сил рухнул на диван и закрыл лицо руками. — Дикость! Нелепость! Это позор для интеллигенции, оскорбление для искусства! Вы вообще окончили кинофакультет? Понимаете ли вы пересечение восточной и западной культур? Знаете ли вы, как строить западный нарратив через эстетику Востока? Знаете ли вы, что такое драматическая сдержанность, тревога культурной идентичности, драматическая ирония? Остыв, он приказал ассистенту: — Опубликуй заявление: съёмки велись ради спасения исторического эпизода, который иначе мог бы быть забыт. Если мы, нынешнее поколение, этого не снимем, у потомков не будет шанса. — Fxxking Brilliant! Джеймс Шеймус, готовившийся вернуться на родину, восхитился с извращённым восторгом: — Он всё понял! Он совершенно всё осознал! Джеймс понял: это был тщательно рассчитанный удар Шэнь Шандэна. Чтобы заставить кого-то стремиться к чему-то, главное — не страх, а «красота». Чтобы заставить кого-то отвергнуть нечто, не нужно делать это нечто ужасным — нужно превратить его в «клоуна», лишив всякого пространства для изящных оправданий. Джеймс задумался и написал аналитическую записку: Шэнь Шандэн — фигура, требующая пристального внимания. — Это уже не собачий свисток. Это боевой клич. — Нужно бить сильнее! — рявкнул Шарль Перик. — Соберите все силы и уничтожьте его! — Сэр, мы уже наносили сильные удары, но эффекта почти не было, — осторожно напомнил ассистент Смит. К удивлению Смита, Перик неожиданно успокоился: — Похоже, нам придётся сосуществовать. Попробуйте выйти на контакт. Ассистент снова напомнил: — Мы уже пробовали. Он игнорирует критику авторитетов индустрии. А в сотрудничестве он сейчас не нуждается — ресурсов у него и так хватает. — Дайте ему награду! — не сдавался Перик. — Фильм добился кассового успеха, теперь ему нужно признание. Дайте ему престижную премию от европейской тройки! — Но он не стремится к ним, — настаивал ассистент. — Более того, он их открыто презирает. — Это потому, что не получал! — уверенно парировал Перик. — Если дать — он задумается. Мы не можем позволить ему дальше разрушать наши стандарты. Нужно втянуть его внутрь. Разрушительная сила Шэнь Шандэна была слишком велика! Опыт подсказывал: если страх не заставляет деятеля культуры подчиниться, попробуйте покорить его «красотой»! «Отсталость» превращается в «прогресс», «деконструкция» — в «конструкцию», «поедание собачьего корма» — в «независимую личность», «неумение выразиться» — в «художественный язык». «Уродство» становится «красотой», а «красота» — «уродством». — Шэнь Шандэн, в общем-то, неплох, — размышлял вслух Перик. — Он следует нашим производственным стандартам, а критика европейской тройки — это ведь тоже способ нас поддержать. Внезапно Шэнь Шандэн показался ему почти симпатичным. Раньше не стоило сразу применять грубую силу — это выглядело как признак слабости. Нужно было действовать «изящнее». — Сэр, но последствия его действий… — замялся ассистент. — Смит! — резко перебил его Перик. — Вам нужно понять тонкий поворот в культурной стратегии. Пусть даже он и допускает «систематическое недопонимание» универсальных ценностей голливудского нарратива… Ассистент сжал кулаки. Какая бюрократическая чушь! — Это не недопонимание… — начал он. — Европейская тройка чётко даёт понять: фильмы, уже вышедшие в широкий прокат, не принимаются. Кто из них хоть раз пошёл навстречу? — Нет-нет-нет, — возразил Перик. — «Ду Гун» — отличный фильм. Герой-евнух, прогрессивность очевидна. — Но ценности и структура «Ду Гуна» — не наши! — настаивал ассистент. — А сюжет с миссионерами — это чистейший собачий свисток! — Отлично! — улыбнулся Перик. — Видно, вы хорошо подготовились. Именно поэтому мы обязаны включить этот фильм в нашу систему! — Это и продемонстрирует превосходство наших ценностей: мы готовы сделать исключение даже для китайского режиссёра и даже для нереалистичного жанра. Пусть будет Венеция. Свяжитесь с Марко Мюллером, пусть прилетит сюда, проведёт переговоры. — Мы почти полностью отказываемся от предыдущего плана, — заметил ассистент. — Именно в трудностях и проявляется твоя ценность! — твёрдо сказал Перик. — Пусть критика в прессе усиливается, даже обостряется! Запускайте тайную линию. Мы будем его переманивать, дарить ему «тепло». — Слушайте, в сложном спектре мультикультурализма противоречивую политику нужно превращать в единый стратегический курс — как джаз разрешает диссонирующие аккорды. — К десяти утром я хочу видеть план с «размытой позицией». Нам нужно вернуть «красоту» на правильный путь! Перик говорил всё увереннее. Не паниковать! Это лишь временное изменение курса! «Чёрт! Да Перик просто сволочь!» — злился ассистент. «Завтра к десяти — значит, опять всю ночь не спать!» Центральная киностудия. — Сегодня, может, соберём пятнадцать–шестнадцать миллионов?! Да ведь будний день! Хань Саньпин ещё не знал, что произошло, и ликовал: — Копии! Быстрее печатайте копии! Мне нужны копии! Секретарь Ляо Юнь подошёл: — Только что Шэнь Шандэн… — Мне нужны копии! Всё остальное — не важно! Пусть хоть матом ругается! Мне нужны копии! — Хань Саньпин думал только о копиях, сокрушаясь, что заказал слишком мало. Ляо Юнь про себя подумал: «Да он и правда матом ругался», — и поспешил уточнить: — Шэнь Шандэн устроил скандал. Очень грубо выразился. Узнав детали, Хань Саньпин рассмеялся: — Хотя и грубо, но по делу… Хотя, конечно, слишком уж грубо. Но улыбка быстро сошла с его лица — зазвонил стационарный телефон. Один за другим посыпались звонки с расспросами, запросами, сомнениями: «Какой ветер дует? Какова ваша позиция?» Голова у Хань Саньпина раскалывалась. Он прекрасно понимал, что от него хотят. — Ты не мог просто молча зарабатывать?! — набросился он на виновника. В отеле Шэнь Шандэн, только что вышедший из душа, растерялся: — Я же не кричал и не разбогател. Основные доходы от «Ду Гуна» получает Центральная киностудия. «Хорош гад!» — рассердился Хань Саньпин. «Ещё и намёки посылаешь? Ты что, Чэнь Кайгэ? Ты ещё не вошёл в миллиардный клуб!» Он принялся наставлять: — Учись вести себя прилично в таком возрасте. Не надо говорить с двойным дном. — Я и не говорил! — возмутился Шэнь Шандэн. — Это Юй Дун гоняется за мной, чтобы закрепить долю в сиквеле, хотя фильм только вышел! Я не понимаю: сиквел так важен? На Гонконге и Тайване нет подобных проектов? «Ага, напомнил мне про сиквел и прорыв потолка на Гонконге и Тайване?» — сообразил Хань Саньпин. Он смягчился: — Я тебя ни в чём не обвиняю. Просто будь осторожнее с последствиями. — Я же ради рекламы фильма, — Шэнь Шандэн решил не давить. Хань Саньпин устало вздохнул. Этот парень слишком хитёр: — Центральная киностудия работает круглосуточно, чтобы напечатать копии. У нас нет равных в этом деле. Не нужно таких маркетинговых трюков — действуй открыто и честно. Шэнь Шандэн удивился: — Я и действую открыто и честно? — А?! — Хань Саньпин не выдержал. — Это по-твоему честно? — Свойства фильма я не стану объяснять, — сказал Шэнь Шандэн. — Я прямо скажу: это чрезвычайно редкий случай. — Посмотрите, что со мной сделали. Повторите то же самое с ними! И тогда всех этих подонков можно будет уничтожить раз и навсегда! — Достаточно одного раза. В следующий раз, когда они захотят провернуть подобное, сначала хорошенько подумают. На другом конце провода Хань Саньпин невольно затаил дыхание. Что за речи? Ты и правда собираешься стать Великим Западным Царём?