Ночь в Пекине: Опасное влечение — Глава 195

Глава 195. Ты хоть раз подумал о женитьбе? Е Цзяхуай только переступил порог дома, как Орео уже подбежал к нему с радостным лаем: — Ван! В висках пульсировала боль, головокружение нарастало с каждой секундой. Он оперся о стену и погладил пса по голове. Воспоминания об Айюнь нахлынули вновь, и в груди заныла тупая, ноющая боль. — Сегодня нет времени играть с тобой, — выдохнул Е Цзяхуай и направился наверх. — Цзяхуай, ты пил? А как же твои раны? Давай я сварю тебе супчик от похмелья? — поспешно вышла тётя Линь и обеспокоенно посмотрела вслед ему по лестнице. — Не надо, тётя Линь. Дверь кабинета закрылась, и весь шум остался за пределами комнаты. Е Цзяхуай долго сидел в кресле, погружённый в размышления, и наконец достал телефон: — Джихуань, проверь, как обстоят дела с собеседованиями Айюнь в последнее время… Пришли мне всё: на каком этапе она сейчас, какие шаги прошла. Комната постепенно наполнилась сизым дымом. Огонёк сигареты между пальцами то вспыхивал, то гас. Его холодные, пронзительные глаза уставились в чёрный экран телефона — и вскоре в них отразился слабый свет уведомления. На телефон пришёл файл со всей собранной информацией. Е Цзяхуай откинулся на спинку кресла и молча докурил сигарету, прежде чем открыл отчёт и начал читать его построчно. Взгляд застыл на последней строке. Слова «Австралия» и «командировка» снова и снова притягивали внимание. Он закурил новую сигарету. Тело будто налилось свинцом. Он бездумно затягивался дымом, движения стали вялыми и бессильными. Спустя неизвестно сколько времени в тишине комнаты раздался сдавленный, ироничный смешок. Сигарета за сигаретой… Краешки глаз покраснели от едкого дыма. Он не мог понять. Совсем не мог. Почему до сих пор она ничего ему не говорит? Если уж решила уехать, разве нельзя было хотя бы предупредить? Ведь совсем недавно она сама ему звонила, разве нет? Почему? Из-за того, что он натворил в прошлом? Она до сих пор не простила? Дым во рту был горьким. Никотин столкнулся с тяжестью в груди, вызвав приступ кашля — сначала лёгкий, потом всё сильнее и сильнее, не утихая долгое время. От горла до грудной клетки будто прорезалась острая, скрытая, но неотвратимая боль. По сравнению с ней две раны на руке казались пустяком. Именно в этой пронзающей боли мысли Е Цзяхуая неожиданно прояснились и обрели спокойствие. Он решил: нужно поговорить с девушкой лично. Не по телефону, а лицом к лицу. Он должен увидеть её собственными глазами, разглядеть каждое малейшее выражение её лица. Сейчас. Прямо сейчас он закажет билет и поедет к ней. Е Цзяхуай знал, что Айюнь завтра едет в Суода, но ждать до завтра он уже не мог. Или… Ему достаточно лишь позвонить — и девушка больше никуда не уедет. Проблема будет решена раз и навсегда. Это самый надёжный и спокойный для него вариант. Всё зависит от него. Мысли одна за другой всплывали в голове, но в итоге он так ничего и не сделал. Е Цзяхуай уже не помнил, как именно уговорил себя прошлой ночью. Он просто просидел в кресле всю ночь, дождавшись рассвета. Размышлял снова и снова — и время незаметно прошло. Несколько порывов, несколько желаний — и всё разбилось о одно слово: «обида». Он боялся, что девушка будет на него обижена. Если она хочет уехать, выбрать свой путь, подняться выше — он не имеет права и не должен её удерживать. Ни при каких обстоятельствах. Тем более сейчас он для неё всего лишь бывший. Просто злился. Злился, что она ничего не сказала. Разве это неестественно? Разве он не имеет права злиться? Перед встречей с ней он был вне себя от ярости и твёрдо решил «допросить» её: зачем молчишь? Почему ничего не говоришь? Но теперь несколько тёплых слов словно обвили его израненное сердце. Её дыхание касалось не только кожи, но и проникало прямо в душу. Боль не утихла, но гнев почти полностью исчез. Злиться уже не получалось. Айюнь слегка прикусила нижнюю губу, её глаза блестели. Какое чувство в них скрывалось? Жалость? Возможно. Но Е Цзяхуай не мог быть уверен. Не успел он разобраться, как она опустила голову, ресницы её дрожали. Е Цзяхуай закрыл глаза и прошептал себе: — Ладно. Всё равно я тоже виноват. Раньше он поступил плохо, оставил у неё такое впечатление. Хорошо хоть, что не продолжил ошибаться дальше. В тот момент Айюнь действительно была потрясена глубокой печалью и болью, исходившими от Е Цзяхуая. Ей хотелось подойти и обнять его, но она посчитала это слишком опрометчивым. Она опустила голову, чтобы собраться с мыслями, но не успела заговорить, как услышала вздох рядом. В его голосе явственно слышалась усталость: — Айюнь, я уже не молод. Слова застряли у неё в горле. Что он хотел этим сказать? Что, раз он уже не молод, то решил вступить в следующую главу жизни? С кем? …С госпожой Тань? Или он имеет в виду, что, раз уже не молод, то всё, что говорил ей о том, чтобы «догонять» её, теперь не в счёт? Айюнь и так была в смятении, а эта неожиданная фраза заставила её ещё больше заволноваться и начать строить самые разные предположения. Так стоит ли ей вообще говорить то, что она собиралась? Е Цзяхуай не стал долго молчать и продолжил: — Если собираешься уезжать за границу, ты могла бы… хотя бы заранее предупредить меня. Дать мне подготовиться. Внезапное исчезновение… я не уверен, что справлюсь. Головокружение прошлой ночи впервые заставило Е Цзяхуая реально ощутить свой возраст. Он вынужден был признать: тридцать три года — это действительно немало по сравнению с цветущей юностью девушки. Вот оно что. Тревога в её душе сменилась горечью. Она не хотела думать, откуда он узнал о её собеседовании в Суода. Глядя на его бледное лицо, она чувствовала и вину, и боль за него: — Я… не собиралась исчезать без предупреждения. Я как раз хотела тебе сказать. Сегодня и пришла, чтобы об этом поговорить. Е Цзяхуай молчал. Неизвестно, поверил он ей или нет. Айюнь подумала и решила всё рассказать ему полностью. Ведь именно с этого и должен начаться их разговор. — Е Цзяхуай, я приняла предложение от Суода. Меня отправляют в командировку в Австралию на год. Раз уж заговорили, лучше задать все вопросы сразу. — Когда улетаешь? — В начале месяца. — Какого числа? — голос Е Цзяхуая стал чуть громче. Ему нужно было точное время. Айюнь слегка надула губы от его резкости: — Третьего. — Тебе очень нравится эта работа? — Да. Я всё обдумала. Перспективы там неплохие. — А… дедушка и бабушка? — Я наняла сиделку. Ещё будут И И, сестра Цюйчи и… старший однокурсник. Они будут навещать их, когда смогут. Е Цзяхуай постепенно осознавал: девушка действительно повзрослела по сравнению с теми годами. Она всё продумала до мелочей. — А… Он не смог выговорить этого. На самом деле он хотел спросить: «А я? А мы?» Но это бремя не должно ложиться на неё. Ведь он сам сказал, что будет за ней ухаживать. А ухаживание — это путь с неизвестным исходом. Он не имел права задавать такой вопрос и давить на неё. Поэтому фраза, уже готовая сорваться с языка, изменилась: — Тогда я приеду к тебе. Айюнь бросила на него быстрый взгляд и тихо спросила: — А тебе не сложно будет выезжать за границу? Е Цзяхуай открыл глаза. Холод в них исчез, осталась лишь усталая покорность: — Если ухаживаешь за кем-то, нужно проявлять искренность. Это не сложно. Щёки Айюнь слегка порозовели. Она прочистила горло: — Ты всё спросил? Тогда у меня тоже есть, что сказать. Конечно, она волновалась. Е Цзяхуай боялся, что в следующую секунду она откажет ему в ухаживаниях. Ну и ладно. Откажет — он будет настойчивее. Что ещё остаётся делать? Он чуть приподнял подбородок: — Говори. Айюнь теребила пальцы: — То, что ты говорил раньше… про ухаживания… я всё обдумала… Вот и настало. — Я… согласна. Но в течение года за границей мы будем редко видеться. Несправедливо заставлять тебя ждать меня всё это время… Чем дальше она говорила, тем больше путалась. Хотя долго обдумывала слова, сейчас они вылетали бессвязно и неловко. Айюнь стиснула зубы. Больше не будет мямлить. Она закрыла глаза и прямо спросила: — Поэтому, Е Цзяхуай… ты хоть раз подумал о женитьбе? Наконец-то дошло до этого момента! Наша храбрая Айюнь! (Глава окончена)