Путь Ковки Судьбы — Глава 224

Глава 221. Ловушка Воина-Призрака (окончание) Чёрная крыса раскрыла пасть и издала странный звук, напоминающий эхом разносящуюся свистящую мелодию. Снова зашелестело — сзади, сверху, из-под земли. Так много их было, что едва уловимый шорох слился в гром, подобный раскатам грома. В темноте вспыхнули крошечные огоньки — это были белоснежные звериные зрачки, распахнувшиеся одновременно. Сама тьма превратилась в бесконечное море крыс. Они загородили путь двоим, но Чу Хэнкун лишь усмехнулся им в ответ. — Катитесь к чёртовой матери! — рявкнул он, обращаясь и к чёрной крысе, и к собственному разбитому телу. Одной рукой он тащил Дураня Бая, другой — злой клинок, погружая лезвие в живую землю, чтобы тот впитывал кровь из чрева исполинского чудовища. Он знал, что должен бежать, но тело Чжунмина едва могло стоять на ногах — каждый шаг был чудом. Он медленно, дюйм за дюймом, волочил Дураня Бая вперёд. Звериная стая продолжала собираться, чёрной массой заслоняя даже слабый свет вдали. — Теперь наши похороны станут просто шуткой! — закричал Дурань Бай. — Герой, убивший злого бога, будет растерзан крысами! — Если сил хватает на болтовню, так придумай, как выбраться! — У меня и ног-то нет! Какой уж тут план?! План один — брось меня и раздави мой знак! Используй «Хуантянь» и прорывайся наружу! — Дурань Бай изо всех сил вырывался. — Позволь мне умереть не как трус! Я не хочу до самого конца быть тебе обузой! Чу Хэнкун молчал, лишь таща рыцаря дальше шаг за шагом. За эти несколько фраз звериная стая уже накинулась на них, взбираясь на сапоги, цепляясь за доспехи и обволакивая их со всех сторон. Доспехи Чжунмина и Дураня Бая были шедеврами своего времени — в эпоху Чу Хэнкуна за такие артефакты стоило убивать и умирать. Но перед чёрными крысами шестого узла любые доспехи были не прочнее бумаги. Крысы одним укусом пронзали сталь, острые зубы вгрызались в плоть вместе с осколками металла, а их загнутые назад клыки вырывали куски мяса величиной с чайную ложку. Это был первый прямой удар по Чу Хэнкуну. Боль в ступне чуть не свела его с ума. Сразу же за ней последовали десятки новых, пронзающих мучений — первая волна крыс набросилась на них, жадно вгрызаясь в плоть. Чу Хэнкун взревел от ярости, и его боевой дух, подхваченный гневом, взметнулся вверх, разметав жадных крыс и разорвав их на клочья. Некоторые из них коснулись злого клинка — и были мгновенно рассечены его остриём. Но павшие крысы исчезали, словно иллюзия, а на их месте тут же появлялись новые, следуя тем же путём. Их число было по-настоящему бесконечным — словно море отчаяния, чёрное и безбрежное. Отмахнёшься от одной волны — тут же нахлынет следующая. Крысы двигались медленно, почти вяло, ведь им не нужно было спешить: как только жертва попадала в их окружение, бегство становилось невозможным. Всякое сопротивление, всякая отчаянная попытка вырваться в итоге оборачивалась лишь превращением в пищу для крысиного чрева. В этом и заключалась истинная угроза чёрных крыс. Поодиночке они ничем не отличались от обычных зверей, но их стая была «фиксированной» — её численность никогда не уменьшалась. У этой голодной стаи не существовало понятия «индивидуальность»: вся стая целиком являлась божеством тьмы шестого узла — бессмертным, неуязвимым, бесконечным. Стоило оказаться в её лапах — и пути назад уже не было. Крысы падали под ударами боевого духа, но новые тут же карабкались на тела. Дикий воин так и не сумел пройти и нескольких шагов — его затягивало в живую трясину. Лезвие злого клинка становилось всё темнее, будто глаза отчаявшегося преступника в последнем бою, и само оружие, казалось, разделяло ярость своего хозяина. Чу Хэнкун знал: сейчас самое время нанести удар — клинок жаждал убить этих тварей. Но он не двинулся. Вместо этого он обернулся к Дураню Баю. Положение рыцаря, волочимого по земле, было ещё хуже: в этом море отчаяния он оказался на самой глубине. Его доспехи уже были полностью разорваны, и в чёрной массе крыс виднелось лишь бледное лицо. Внезапно он взмыл вверх. Крысы, цеплявшиеся за него, были разорваны в клочья бушующим боевым духом. Чу Хэнкун сконцентрировал всю свою энергию в левой руке и, одной рукой, поднял Дураня Бая над головой! Гром сердца, готового взорваться, заглушил крики рыцаря. Это сердце, столь хрупкое и взрывоопасное, едва не разорвалось — но ещё более яростный боевой дух насильно усмирил его. Чу Хэнкун стоял неподвижно, поддерживая друга всем позвоночником, понимая, что двигаться дальше уже невозможно. — Эй, Дурань Бай! — хрипло прорычал он. — Мы сейчас умрём! Есть ли у тебя перед смертью какое-нибудь незавершённое желание? — Какой смысл говорить об этом, кроме как сделать себе ещё больнее? — Говори! Ведь если не скажешь сейчас, уже не будет шанса! Дурань Бай тяжело дышал: — Я собирался после этой войны вернуться домой и жениться! Несмотря на смертельную опасность, Чу Хэнкун не удержался и рассмеялся. — Тебе смешно?! Я всю ночь перед боем провёл в размышлениях! Думал, вернусь победителем и скажу своей упрямой невесте: «Теперь у меня есть боевые заслуги, и я достоин тебя!» А теперь мне остаётся лишь надеяться, что она поскорее забудет меня и выйдет замуж за кого-нибудь получше! Крысы накатывали, падали, снова карабкались — без конца. Плоть под их зубами стремительно исчезала; они превращались в два бледных скелета. Чу Хэнкун прислонился к камню и усмехнулся: — Ты правда хочешь умереть здесь? Ты готов увидеть, как твоя невеста выйдет замуж за другого? Она будет спать с незнакомцем, родит ему детей, и много лет спустя, когда её волосы поседеют, она расскажет своим внукам: «Когда-то был рыцарь по имени Дурань Бай. Он очень старался добиться моего сердца. Я уже почти согласилась… но он погиб в стае чёрных крыс. На его похоронах все смеялись». — Чжунмин, ты, чёрт побери, заткнись! — глаза Дураня Бая налились кровью. — Ты демон? Даже в такую минуту продолжаешь мучить меня? — А теперь ты всё ещё хочешь умереть? — перебил его Чу Хэнкун. — Ты считаешь себя хуже Чжунмина. И правда — ты хуже. Потому что ты уже сдался и хочешь умереть, а Чжунмин всё ещё пытается вытащить тебя отсюда! Крысы уже взобрались на верхнюю часть тела Чу Хэнкуна. Нагрудник первым поддался их зубам; острые клыки перекусили кости, и через две секунды они достигнут сердца. Но Чу Хэнкун игнорировал это. Он яростно зарычал: — У каждого из вас есть незавершённое дело! Вы хотите прославиться, добиться славы, заставить всех тех глупцов, что смотрели на вас свысока, замолчать навсегда! Но вы падаете, не успев ничего завершить… И поэтому он не может смириться! Поэтому, как бы ни было больно, он будет бороться до конца! Он вспомнил улыбающихся призраков, Ледяного человека, защищавшего город, Цинся, отчаянно сопротивлявшуюся своей природе. Все эти страдающие души, зная, что их стремления, возможно, тщетны, всё равно держались до последнего вздоха. Он закричал: — Если и ты не можешь смириться — так шевелись, чёрт возьми! Дурань Бай увидел золотистый знак, пролетевший мимо и зависший над его головой. Это был его последний резерв сил. С самого начала он знал, что обречён, а Чжунмин и в обычном состоянии выглядел так, будто смертельно ранен. Поэтому он сберёг эту искру энергии именно для друга, надеясь хоть немного повысить его шансы на спасение. Он кричал о смерти не потому, что был трусом, а потому что боялся стать обузой для того, кто ещё мог выжить. Но его друг думал иначе. Чжунмин вернул ему знак — они уйдут отсюда вместе. Дурань Бай сжал знак в кулаке и, подняв правую руку над стаей крыс, закричал: — Пегас! Знак вспыхнул ослепительным светом. Этот свет разметал бесконечную стаю крыс, превратившись в мощный бирюзовый ураган, сотрясающий тьму! Это был крылатый конь — могучий, величественный, словно скакун ангела. Его тело было полупрозрачным, бирюзовым, с медленно вращающимся вихревым узором внутри — символом рыцарского звания, «печатью ветра». Пегас подхватил умирающих, и каждая попытка крыс приблизиться к ним заканчивалась тем, что их сметал ураган. Он шагал по тьме и по стае, прорывая блокаду чёрных крыс, унося рыцаря и люгуй к единственной полоске света. Чу Хэнкун обхватил шею Пегаса и громко рассмеялся: — Вот это по-настоящему, рыцарь! — Мне всё равно! — Дурань Бай изо всех сил поддерживал Пегаса. — Теперь у нас не останется сил на то, что ждёт снаружи! Лучше скажи, что у тебя есть план! — Решим всё напором! — Я реально сброшу тебя вниз, ублюдок! — У меня есть план, — улыбнулся Чу Хэнкун. — Поверь мне! Дурань Бай тоже начал смеяться. Они неслись вперёд, оглашая воздух безумным хохотом, а Пегас, подобно бирюзовой стреле, мчал их сквозь тьму. Крысы преследовали их без устали. Хотя скорость их уступала Пегасу, численность их была несравнимо выше. Все крысы, обитающие в теле исполина, получили сигнал и непрерывно хлынули наружу, словно волны отчаяния, одна за другой обрушиваясь на беглецов. Пегас уже готов был исчезнуть в этой чёрной пучине, но каждый раз, когда волна накатывала, её рассекало лезвие клинка. Злой клинок дрожал в смехе мужчин, и долгая резня пробудила заложенную в нём жажду убийства. Он сам, без воли хозяина, начал действовать — ведь он должен был сохранить силу Чжунмина до самого последнего, решающего момента. Бесчисленные крысы разбивались о лезвие, и его цвет становился всё глубже — чёрный, пронизанный ярко-алым. Рубящий след прорубил яркий коридор, и свет впереди становился всё ближе. Пегас заржал и рванул вперёд. Они вылетели из пещеры, а за ними, словно затмевающий небо прилив, взметнулись голодные крысы. Они бежали по спинам крыс к свету за пределами пещеры. В тот же миг мир погрузился во мрак. Мутная, вязкая сила гравитации потянулась к их сердцам. Они почувствовали холод — и одновременно тепло. Противоречивые эмоции накрыли их в момент выхода из пещеры, словно рай на дне Бездны. Они наконец увидели источник света снаружи — это был глаз. Глаз, висящий в небе, как полная луна! За пределами пещеры не было ни неба, ни земли — лишь кровь и стая. Мутная чёрная кровь стала ночным небом, где висела кровавая луна, а бесконечные чёрные крысы образовывали живую землю. Тысячи гигантских рук, сплетённых в кольцо, окружали этот круг, а тысячи гниющих конечностей, усеянных глазами, поддерживали плоть этого мира, заставляя его парить над Океаном Призрачных Образов. Они сбежали из желудка исполина, но всё ещё оставались в его ладони — ведь исполин давно слился с миром, и всё поле боя было поглощено его сущностью. Это и был хозяин чёрных крыс — передвижной ад, высшее существо, любимое Тёмной Луной. Он был святым сыном Полнолуния и последним выжившим Посланником Страха — бездной-пауком с тысячью глаз и тысячью рук! — Заклинание Тёмной Луны: «Кровавая стрела пустоты», — произнёс он. Зловещий голос потряс небеса и землю. Магия Первой Бездны, управляемая святым сыном, хлынула в глаз, подобный полной луне. Чёрная кровь, наполненная божественной силой Тёмной Луны, сформировала бесцветную «стрелу». Давно подготовленное заклинание активировалось в самый смертельный момент, чтобы поразить умирающих воинов. Там, куда направлялась божественная стрела, гравитация Бездны искривляла пространство, вызывая его коллапс. Злобное заклятие Первой Бездны должно было разорвать всё, что не было благословлено Тёмной Луной. А позади Пегаса уже поднималась цунами из чёрных крыс — отступать было некуда, спастись — невозможно. В тот же самый миг с лезвия злого клинка осыпался пепел. Кровь, что он пил на протяжении всего пути, полностью раскрыла его остроту. Тусклый налёт исчез, уступив место пульсирующему алому. Узоры, подобные кровеносным сосудам, протянулись от рукояти до острия, будто жабры акулы, дышащей в темноте. Настало время вынуть клинок. Настало время решить всё одним ударом. Чу Хэнкун медленно поднял окровавленный клинок… …и вложил его обратно в ножны. Гравитация взорвалась. Пегас рухнул. Стрела Тёмной Луны устремилась к глазам люгуй. Чу Хэнкун просто закрыл глаза, не желая видеть и не заботясь о том, что ждёт его впереди — жизнь или смерть. Его боевой дух замедлил восприятие времени до предела. В застывшем мгновении он вспомнил тот самый удар, который видел когда-то. Ему нужно было нанести удар. Сейчас это был единственный путь к спасению. Не фокус вроде «обратного лезвия», а настоящий, смертельный рубящий удар. Нельзя использовать мышцы — они порвутся раньше, чем клинок выйдет из ножен. Нельзя опереться на кости — отдача раздробит их. Только один шанс. Только одно мгновение. Подойти к врагу вплотную и вынуть клинок с наименьшим усилием. Смерть неизбежна. Смерть неизбежна! Да, он видел такой удар. В первый же день на пустошах он пытался повторить его, но так и не постиг суть. А теперь настало время вынимать клинок. Что у него осталось? Что он мог использовать? Чу Хэнкун резко распахнул глаза. Он глубоко вдохнул, и его вдох прозвучал, как рёв дракона. Магический поток хлынул в его тело. Хрупкое сердце сжалось — и вот-вот должно было взорваться. У него ещё было сердце. У него ещё было это опасное сердце. Он должен использовать его силу, чтобы вынуть клинок! Использовать ритм сердцебиения, чтобы нанести удар! Память, дремавшая в теле, пробудилась в этот миг. Невероятная сила, заключённая в сердце, передалась через кости и с идеальной эффективностью влилась в злой клинок. В тот момент, когда звон клинка слился с ударом сердца, Чу Хэнкун вынул его! Мир замер. В темноте вспыхнула кровавая линия. Из неё вырвался огонь отчаяния! От удара, исполненного крови, божественная стрела раскололась пополам, и весь мир рухнул. Боевой дух, сердце, клинок — всё слилось в совершенный удар, не расточая ни капли энергии. Внутри врага эта сила взорвалась безжалостно. Жаркая волна огня прокатилась по следу удара, и вся стая чёрных крыс в тот же миг была уничтожена давлением клинка. Сила, высвобождённая этим ударом, обратила тело святого сына Полнолуния в пепел. Из его останков вырвался огонь, окрасив небо в кроваво-красный цвет! «Хуантянь: Огонь иссушенного сердца». В мире больше не существовало такого клинка — клинка, что убивает врага, сначала высушивая собственное сердце. Это был безумный клинок уничтожения, убивающий и врага, и себя. Только безумец, идущий навстречу смерти ради жизни, мог нанести такой удар. И однажды это безумие, брошенное на алтарь отчаяния, пронзит тьму и осветит небо. Так рухнул мир тьмы, и с неба хлынул кровавый дождь. Выжатое досуха сердце болталось в груди, и Чу Хэнкун подумал, что снова умирает, — но чувствовал при этом удивительную лёгкость. Боль исчезла. Его кости стали крепкими, конечности — сильными, а сердце ровно стучало в груди. Чу Хэнкун понял: он снова стал собой. Злой клинок успокоился, и алый оттенок на лезвии поблек после удара, словно прищуренный глаз. Только тот, кто способен исполнить «Хуантянь», достоин вынимать клинок… так ли это? — Ты ещё хуже внешних сил. Он вложил клинок в ножны и обернулся. В белом, бескрайнем мире он увидел Дураня Бая. Конечности рыцаря мгновенно вернулись. Дурань Бай на миг замер, словно поняв нечто важное, и закричал Чу Хэнкуну: — Молодой человек! Ты тоже должен жить! — Буду, — ответил Чу Хэнкун, поворачиваясь. — Я буду жить… и одержу победу! Он схватил злой клинок и побежал к свету вдали — к полю боя, где его ждали!