Путь Ковки Судьбы — Глава 283

Глава 278. Источник вдохновения (1) Обеденный перерыв закончился. Мяону, сотрудник книжного магазина, вытащил из ящика стола свёрток бумаги для рисования. На листе уже был намечен общий каркас — восход солнца над долиной. Мяону смешал пигменты и начал раскрашивать. Он не знал, как поступают профессиональные художники, но решил сначала проработать солнечные лучи — тот нежный, но в то же время яркий и жаркий оттенок, который остался в его памяти одним из самых прекрасных образов. Он собирался нанести основу светло-жёлтым цветом, а сверху добавить слой почти прозрачного белого, чтобы создать эффект разрежённого света. Кисть шуршала по бумаге, но Мяону невольно надул губы. У него не получалось добиться нужного эффекта. Точнее говоря, рисунок выходил не очень красивым. Чем больше он рисовал, тем дальше изображение уходило от того, что хранилось в памяти. Он сердито отложил кисть и несколько раз прошёлся по комнате кругами. Может, попробовать бледно-жёлтый? И добавить немного огненно-красного? Он снова взял кисть. Стало ещё хуже. Мяону положил кисть. Осторожно оглянувшись по сторонам, словно вор, он приоткрыл маленький ящик. Внутри лежало несколько белых грибочков. Он съел один из них. Его рука сама собой двинулась к краскам и выбрала алый оттенок — такой, о котором он раньше даже не думал. Движения кисти стали необычайно точными и быстрыми: всего несколькими мазками он уже обозначил контуры солнечного сияния. Очнувшись, он обнаружил, что солнечная корона уже готова. Она немного отличалась от задуманного, но была несомненно прекрасной… гораздо прекраснее. Мяону поднял рисунок, глаза его засияли. Он поцеловал обратную сторону листа и аккуратно убрал незаконченную работу обратно в ящик. Ещё один послеобеденный час — и всё будет готово. Это обязательно станет прекрасной картиной. * * * Вернёмся к настоящему моменту. Все в книжном магазине уставились на белый гриб, а взгляд самого Чу Хэнкуна был особенно испуганным. — Иногда мне действительно хочется ответить ему четверостишием… — он старался подобрать слова, — но я никогда этого не делаю, потому что сочинить не могу. — Дружище, ты только что сочинил четыре строки, — сказал Фаньдэ. — Это гриб сказал, — пожал плечами Чу Хэнкун. — Как только появляется мысль, слова сами собой всплывают в голове. Я просто их произношу. — Неужели ваши грибы из Цзинша такие волшебные? — удивилась Цзи Хуайсу. — Как это вообще работает? Срил покачал пальцем: — Поистине, происхождение сего дара поэтам неведомо. Если б знали, зачем просили бы помощи? Он взял маленькую гитару и направился к выходу, не забыв перед уходом поклониться: — Плохие привычки расти не должны! Прошу, инспектор, прояви своё мастерство~ Цзи Хуайсу растерялась: — Что он вообще имел в виду? Раньше он так странно издевался, будто совсем не любит эти грибы. Редактор Дуду-Выдра холодно фыркнул: — Эти грибы, конечно, не слишком популярны. — А мне кажется, вещь отличная! Даже А-Кун после них стал поэтом. С таким все смогут творить! — Госпожа Цзи, позвольте поправить вашу формулировку, — сухо произнёс Дуду-Выдра. — Слово «творить» здесь не совсем уместно. Обычно мы не называем употребление грибов творчеством. Брови выдры-редактора поднялись вверх. Хотя он и до этого славился язвительностью, обычно это было в шутливом тоне между друзьями. Но стоило заговорить о грибах — и он стал серьёзным, явно не желая развивать тему. Чу Хэнкун заметил, что в тот самый момент, когда выдра говорил, одно из животных, отдыхавших на втором этаже, незаметно отпрянуло назад. Он запомнил внешность этого сотрудника, но ничего не сказал вслух, лишь спросил: — Кто-нибудь знает о грибах побольше? — Примерно… больше месяца назад они начали понемногу распространяться, — сказал Банбаньцзи. — Говорят, будто сильно помогают в творчестве. Сейчас всё больше поэтов и художников используют эти грибы. С точки зрения книжного магазина мы не можем давать оценку этому средству. Вы понимаете, это деликатная тема… да и многие действительно пользуются. — Понятно, — сказал Чу Хэнкун, подхватывая Фаньдэ. — Пойду прогуляюсь. — Пойдём вместе, как раз послеобеденная прогулка, — предложил Цуйк. * * * Белые грибочки впервые появились примерно полтора месяца назад. Их дебют состоялся на одном литературном салоне: панцирный писатель заявил, что новый вид грибов подарил ему «заметное вдохновение» и «сделал процесс творчества исключительно эффективным». Щедрый поэт разделил грибы со всеми коллегами по перу, и реакция всех присутствующих подтвердила их силу. Это не была очередная уловка вроде мёда для улучшения настроения или кристаллов на удачу. И уж точно не подозрительные препараты, стимулирующие нервы ради «вдохновения». Белые грибы были абсолютно безвредны, не вызывали привыкания и не содержали загрязнения внешними путями. Те, кто их употреблял, мгновенно обретали способность ярко и точно выражать себя — через стихи, картины, музыку и другие формы искусства — и всё это без малейших последствий. Такое чудесное свойство было неслыханным даже в Городе Священного Древа, поэтому среди творческих людей грибы быстро стали пользоваться огромной популярностью. Их прозвали «грибами вдохновения». — Когда грибы впервые появились, я поручил капитану Четвёртого Пульса провести расследование, — сказал Цуйк. — Согласно имеющимся данным, пока что грибы безопасны. Конечно, есть риск злоупотребления, но ведь любой инструмент можно использовать во вред. Нельзя запрещать популярное развлечение только из-за теоретических подозрений. — Меня удивляет, что они до сих пор распространяются лишь в узких кругах, — сказал Чу Хэнкун, листая отчёт. — По идее, они должны были мгновенно стать повсеместными. — Урожайность грибов не слишком высока, да и мы тоже не сидим сложа руки, — Цуйк показал ему знак. — Так что дядюшка Цуйк идёт дальше пить, а как будут результаты расследования — дай знать~ Не успел он договорить, как бесследно исчез. Чу Хэнкун заподозрил, что способности Цуйка связаны с пространством — иначе как объяснить, что тот каждый раз исчезает так внезапно? Он бросил стопку отчётов Фаньдэ. На обложке крупными красными буквами значилось: «Внутренний документ. Распространение запрещено», но Цуйк, очевидно, не придал этому значения. Фаньдэ быстро пролистал отчёт: — У Цуйка, оказывается, неплохие навыки контроля. — В каком смысле? — Время и место первого появления грибов, личность первоначального владельца, каналы распространения за последний месяц, список всех граждан, у которых сейчас есть грибы… Всё, что только можно вообразить, есть в этом отчёте. Старикан заранее подготовился. Просто ему самому неудобно действовать, вот и ждёт таких вот народных праведников вроде тебя, чтобы те полезли разбираться. — Ну, государственные служащие и не могут действовать открыто, — сказал Чу Хэнкун. — Найдём ближайшую цель и проверим, стоит ли этим заниматься. — Северо-запад, 1,8 километра — площадь Волнистого Листа. * * * Площадь Волнистого Листа славилась особой художественной атмосферой: повсюду играли уличные музыканты, художники рисовали портреты прохожих. Успех у публики у них был разный: самые популярные художники окружены очередями туристов, а менее востребованные сидели у пустых мольбертов без единого клиента. Когда Чу Хэнкун подошёл, молодой человек с козлиной бородкой как раз собирался уходить, зажав под мышкой мольберт. Его лицо не выражало обычного отчаяния неудачливого художника — скорее, в нём читалась злость, направленная против кого-то или чего-то неизвестного. Чу Хэнкун остановил его: — Закрываете лавочку? — Простите, пропустите, — мрачно бросил художник. — Всё равно никто не хочет, чтобы я рисовал. — Моему другу как раз нужен портрет, — Чу Хэнкун поднял Фаньдэ. — Не поможете? Он давно мечтает о путешествии по Цзинша. Фаньдэ сделал максимально восторженное лицо. — Ну… — художник почесал затылок. — Конечно, можно. Только я рисую медленно. Если хотите детализацию, придётся подождать минут тридцать-сорок. — Я думал, в Цзинша не так уж ценят скорость. — Э-э… Вообще-то, да, — художник явно обрадовался. — Какой стиль предпочитаете? Фаньдэ долго позировал на специальной маленькой деревянной подставке для миниатюрных клиентов и в итоге выбрал позу, напоминающую отравленный талисман неизвестного происхождения. Художник готовился около десяти минут, а закончил рисунок спустя целый школьный урок. — Ваш серебристый цвет очень сложно передать! — объяснил он. — Темнее ртути, но светлее благородных металлов, с мерцающей, звёздной текстурой. Очень уникально, сударь. У вас яркая индивидуальность. Фаньдэ был в восторге: — Вы настоящий знаток! В школе учителя всегда хвалили мой покров, но с тех пор, как я выпустился, мало кто замечает! — Художник умеет видеть красоту вокруг, — сказал художник, поворачивая мольберт. — Посмотрите, нравится? Даже у Чу Хэнкуна, чьи художественные вкусы были скромны, не возникло сомнений: портрет получился отличный. Фаньдэ на нём выглядел даже живее, чем в реальности, особенно точно была передана его самодовольная ухмылка. Фаньдэ радостно захлопал щупальцами. Чу Хэнкун вынул горсть «цуйчжи» — листьевидных монет, которые получил в обмен на обеденные крохи. — Сколько? — 33 цуйчжи… — художник поправился. — Давайте 30, сударь. Чу Хэнкун протянул 60 цуйчжи. — Ваша техника достойна большего. Молодому человеку нужно верить в себя. Художник удивился: — Спасибо! Хотя я и не зарабатываю на этом, всё равно очень благодарен. — Студент? — Второй курс Художественного университета Цзинша, — с гордостью ответил художник. — Выхожу порисовать в свободное время, чтобы подзаработать и потренироваться. Заказчики часто просят такое, о чём сам бы никогда не подумал. Чем больше рисуешь — тем шире кругозор. — Похвально, — сказал Чу Хэнкун, протягивая ему бутылочку сока. — Честно говоря, не пойму: у вас приятный характер, техника хорошая — почему же вас никто не замечает? Сорок минут рисования и 60 цуйчжи сделали своё дело: застенчивый юноша раскрылся. — Вы правы! Этого не должно быть! Раньше ко мне всегда стояла очередь — люди записывались! Я брал минимум 45 цуйчжи за портрет! Но теперь… эх… В его глазах снова вспыхнула обида. — Признаюсь честно: массы лишены вкуса. Они не видят разницы между «хорошо» и «отлично». Большинству достаточно просто «неплохо». Поэтому те парни так популярны. Он указал вдаль, где толпились люди, и сам же горько усмехнулся: — Клянусь корнями господина Древа, видите того толстяка? Мы с ним на одном курсе! В прошлом семестре этот бездельник завалил три экзамена! А теперь он любимец публики — только потому, что быстро производит эту «неплохую» ерунду… Я не называю это живописью, сударь. Это оскорбление! — Странно, конечно, но в Мире Погружённых каждый день происходят чудеса. Не стоит из-за этого злиться. — Я и не злюсь… — вздохнул художник. — Хотя… Чёрт возьми! Он поблагодарил и ушёл, неся мольберт. Фаньдэ передал рисунок Чу Хэнкуну и прокомментировал: — Типичный студент. Сам себе создаёт поводы для злости. — Представляю, каким ты был до выпуска. — Да никогда! У меня характер в сто раз лучше. Я каждый день нахожу повод для радости, — Фаньдэ нырнул к нему в карман. — Пойдём-ка посмотрим на этого толстяка. Очередь к полному художнику хоть и была длинной, двигалась очень быстро: меньше чем за двадцать минут семь клиентов получили свои портреты, а шляпа художника уже лопалась от цуйчжи. Увидев Фаньдэ, он громко «ха!»нул и сложил руки в рамку. — О, у вас очень запоминающаяся внешность! — восхитился он. — Это будет непросто! — Значит, надо доплатить? — протянул Фаньдэ. — Нет-нет, подождите, дайте только перекусить и отдышаться. Он достал из сумки гриб вдохновения и быстро съел. Сразу же взял кисть и начал рисовать. Фаньдэ начал придираться: — Эй, вы даже не спросили, в каком стиле мне хочется! — Сейчас, сейчас… Художник был вежлив. Менее чем через две минуты он повернул мольберт. На белом холсте чётко было разделено шестнадцать клеток, в каждой — Фаньдэ в разной позе. Стили всех мини-портретов различались, некоторые детали ещё требовали доработки, но в целом каждая картинка выглядела отлично. За две минуты он создал шестнадцать «неплохих» портретов. — Выбирайте, какой стиль нравится! Скажете — дорисую. Не понравится — бесплатно. (Глава окончена)